— Вижу, — охотно отозвалась Надежда, — а мненужен склад!

— Ах, склад! Это вон там, внизу, — девица указалана дверь в углу холла, — только голову берегите!

Уместность последнего замечания Надежда поняла сразу же, кактолько спустилась по лестнице и оказалась в длинном подвальном коридоре.Потолок в этом коридоре был такой низкий, что Надежда едва не задевала егоголовой, да еще время от времени его пересекали металлические балки, о которые,зазевавшись, можно было здорово расшибить лоб.

«Интересно, — думала Надежда Николаевна, в очереднойраз пригибаясь, — если даже я, при своем не слишком большом росте, здесьпрохожу с трудом, как здесь перемещаются высокие мужчины?»

Это вопрос остался без ответа. Пройдя по коридору метровдвадцать. Надежда наконец увидела на двери надпись: «Склад».

За этой дверью оказалась перегородка с широким столом, как вкамере хранения. По ту сторону перегородки коренастая женщина в несвежем халатерылась в большой кожаной сумке. Услышав шаги Надежды, женщина вынырнула изсумки, торопливо застегнула молнию и повернула к двери лисье личико свороватыми бегающими глазками.

— Что вам, женщина? — спросила она неприятнымльстивым голоском. — Сдать или получить?

— Ничего, — резко ответила Надежда.

Ей отчего-то расхотелось отдавать этой вороватой личностидорогой кожаный кейс. Сам-то чемоданчик немало стоит, а судя по тому, как волновалсяиз-за него Кулик, содержимое должно быть еще дороже.., а тут к чужому имуществуотносятся, кажется, без всякого почтения!

Проще говоря, попрет тетка чемоданчик вместе со всемсодержимым и в два счета докажет потом Кулику, что никто ей ничего не сдавал. ИНадежда будет иметь бледный вид, еще на нее подумают.

— А если ничего, так зачем тогда пришли? спросилакладовщица. Льстивые нотки испарились из ее голоса, но приятнее он от этого нестал.

— Дверью ошиблась! — весьма нелюбезно ответилаНадежда Николаевна и отправилась в обратный путь.

По всему выходило, что придется ей возвращаться в больницупосле четырех часов и отдать кейс больному Кулику в собственные руки. Истинноговорят, вздохнула Надежда, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным!Вот проявила вчера человеколюбие, согласилась взять кейс, так теперь носись сним по всему городу как с писаной торбой!

Вера открыла глаза и недоуменно уставилась в потолок.Потолок был не тот, который она привыкла видеть, просыпаясь. У нее в комнате ржавоепятно на потолке с левой стороны дивана, а здесь — с правой. И само пятно нетакое. У Веры оно напоминает двугорбого верблюда, который долго и размеренноидет по пустыне, то есть по потолку. Здесь же пятно было гораздо больше ипохоже на карту какого-то материка, кажется Африки… Вера повернулась и поняла,что диван тоже не тот. Скрипят пружины и пахнет пылью и еще чем-то неуловимознакомым и приятным. Вера села на диване, потрясла головой и наконец вспомнилавсе. Она сегодня спала в бабушкиной комнате, на бабушкином старом продавленномдиване. И пахло здесь бабушкиной любимой лавандой. Она прокладывала шелковымимешочками с сушеной лавандой белье в шкафу, полотенца и шерстяные вещи. Этимешочки назывались забытым словом «саше». Бабушки нет уже больше двух лет, аВера все никак не может выбросить ее вещи. И даже отдать кому-то жалко. Так ивисят в шкафу старенькие платья и вязаная шаль. В ящике стола бабушкины очки,записная книжка, какие-то ненужные уже теперь документы, Вера никак с ними неразберется.

Вера встала и босиком подошла к окну, чтобы раздернутьплотные занавески. Пахнуло пылью, и на улице было непривычно светло. Веравзглянула на часы — так и есть, она проспала!

Одиннадцатый час, а на работу ей к половине десятого!Впрочем, какая уж теперь работа…

Вера прислушалась. В квартире царила абсолютная тишина. Олегдавно ушел на работу. Как только в голове всплыло имя мужа, Вера скривилась,как будто проглотила сразу половинку лимона без сахара. Она осторожно высунулаголову в коридор. На вешалке не висела куртка Олега, а под зеркаломотсутствовали ключи от машины. Вера приободрилась и направилась в ванную. Не точтобы она боялась встречаться с мужем, — после того как она стояла вчера вКатиной квартире над телом мертвой подруги, Вера поняла, чего на самом деленужно бояться, — просто сейчас ей ужасно не хотелось видеть Олега. Вчераони так продуктивно пообщались. Вере хватит надолго.

Вчера вечером муж встретил Веру ужасно злой. Еще бы, женапришла позже него, да еще и не приготовила никакой еды. Вера, конечно, зналапервый постулат каждой замужней женщины: пока не накормишь супруга до отвала,нечего и думать приставать к нему с любой, даже самой малюсенькой просьбой. Нов данном случае речь шла не о просьбе, а о спасении ее, Вериной свободы, аможет быть, даже и жизни.

Да честно говоря, все постулаты вылетели у Веры из головы.

— Олег! — сказала она звенящим голосом, войдя вкомнату. — Выслушай меня, пожалуйста, мне нужно с тобой серьезнопоговорить!

— Это нельзя сделать позже? — спросил Олегнедовольно. — Может, сначала поедим? Хоть пельменей сварим…

Он терпеть не мог пельмени, говорил, что ими только дешевуюводку закусывают, и то не нормальные мужчины, а брошенные женами алкоголики.Так что Вера пельмени никогда не покупала и сейчас мимоходом удивилась, с чегоэто ее муженек так оголодал, что даже на пельмени согласен. Но она тут жеотогнала эту несвоевременную мысль.

— Олег! — устало сказала она, опускаясь надиван. — У меня огромные неприятности.

— В твоем музее украли ночной горшок писателя Панаева? —язвительно осведомился он. Или бюстгальтер его жены? Хотя тогда, кажется,бюстгальтеров не носили… Тогда, значит, панталоны?

— Не ерничай, мне сейчас не до этого! —отмахнулась Вера. — Дело в том, что я была сегодня в доме семнадцать поулице Фиолетова…

Она подняла глаза на мужа и оторопела, до того изменилосьего лицо. В глазах его только на миг мелькнул страх, который тут же сменилсясамой настоящей злостью. Лицо покраснело, подбородок затрясся.

— Что? — вскрикнул Олег не своим, севшимголосом. — Ты была там? Кто тебе дал этот адрес?

— Никто, — Вера несколько растерялась от такой егореакции.

Она думала, что муж смутится, начнет оправдываться, и тогдаона отмахнется от его оправданий и скажет, что это сейчас не важно, и что ониразберутся с вопросом его измены позже, потому что сейчас нужно заниматьсясовершенно другими делами, нужно спасать ее. Веру.

— Это Милка тебе наболтала, да? — не слушая,спрашивал Олег. — И ты ей поверила, да? Да если хочешь знать, она сама наменя виды имела, так что ей просто маслом по сердцу — меня заложить!

— Какая Милка? — сама того не желая, закричалаВера. — Я знать не знаю никакой Милки!