Уж не знаю, как он ухитрялся работать вподобной комнате! Все стены сплошь завешаны картинами, причем не было ни одногопо-настоящему ценного полотна. Скорей всего их покупали для души, по принципу«мне это нравится». Штук пять отвратительных пейзажей, сильно смахивающих наувеличенные почтовые открытки, два натюрморта и тройка полотен с изображениемщенков и котят. Здесь опять на полу лежал белый ковер, по стенам выстроилиськнижные шкафы с собраниями сочинений А. Дюма, В. Пикуля, Л. Толстого и МайнРида. Очевидно, художественные вкусы Писемского оформились в коммунистическиевремена. На письменном столе, чудовищно огромном и вульгарно-дорогом, высилсяновехонький компьютер, и везде, куда ни взгляни, стояли безделушки – бронзовыезажигалки, всевозможные пепельницы, глобусы, писающие мальчики, фарфоровыебалерины и позолоченные фигурки собак…

– Вот, – сунул мне Олег в рукилистки.

Я развернула первый.

«Дорогой, верь, я полюбила тебя всей душой ине смогла сделать подлость. Не ищи меня, это бесполезно. Оформи развод и живисчастливо. Хочу предостеречь – будь осторожен с красивыми молодыми девушками,которые станут с тобой знакомиться, скорей всего ими будет руководить корысть.Прощай, очень люблю, Ксюша». Следующая бумага – заявление в суд о разводе.

– Что это? – удивилась я.

– Как видите, – пожал плечами Олег.

– Где вы это нашли?

Писемский нервно закурил и сообщил:

– В театре.

– Где?

– Мы пошли сегодня во МХАТ, – началобъяснять бензинщик, – там была премьера. Хороший спектакль, но оченьтягостный.

В антракте они сходили в буфет, съелинесколько бутербродов, выпили шампанского… Потом прозвенел звонок, и Ксюшавнезапно сказала:

– Прихвати мою сумочку и иди в зал, язагляну в туалет.

Олег Яковлевич взял расшитый бисером мешочек исел на место. Тут же потух свет и началось действие. Шли минуты, но жена непоявлялась. Писемский подумал, что она опоздала к началу и тетки, стоящие навходе, не пустили супругу в зал во время действия. Мхатовские билетерши крайне ревностноотносятся к своим обязанностям. Скорей всего, думал Олег, Ксюша сидит в буфете.Он даже хотел встать и уйти, но места у них были во втором ряду, в самомцентре, пришлось бы на глазах у старательно изображающих трагедию артистовподнимать из кресел десять человек, и Олег Яковлевич постеснялся.

Лишь только упал занавес, Писемский вышел вхолл, но Ксюши нигде не оказалось – ни в буфете, ни в фойе, ни у гардероба. Муждаже заглянул в дамскую комнату, но жена словно испарилась. Самое странное былото, что она ушла без верхней одежды. Красивая шубка из светлой норкипреспокойненько осталась висеть на вешалке, да и номерок лежал в кармане уОлега Яковлевича.

В страшном волнении, дождавшись, пока публикапокинет театр, Писемский побежал к администратору. Сначала сделали объявлениепо радио, потом методично обыскали театр, заглянули везде, даже на новую сцену,Ксюта словно испарилась. Ушла декабрьской ночью, при жутком морозе в бархатномплатье с открытой спиной и элегантных лодочках на десятисантиметровых каблуках,без денег и документов.

Олег Яковлевич помчался домой в тайной надежденайти там беглянку. Может, ей просто взбрела дурь в голову, опоздала к началу,не попала в зал, распсиховалась и уехала на такси. Мысль о том, чтоКамергерский проезд, где расположен МХАТ, превращен в пешеходную зону и дотакси полуголой Ксюте пришлось бы идти на Тверскую, Писемский старательнопрогнал.

Квартира встретила его темнотой и тишиной.Крикнув для порядка пару раз: «Ксюнчик, ты здесь?» – муж швырнул на полбисерную торбочку.

Завязочки распустились, выпало письмо.

– Наверное, надо идти в милицию, –вздохнула я.

Олег Яковлевич прищурился и довольно злосказал:

– Ну уж нет! Я предпочитаю не иметь делас ментами. Гадкие, подлые люди, даже заявление не возьмут.

– Почему?

Писемский хмыкнул:

– Эти сволочи не хотят лишней работы,поглядят на письмо и заявят: «Ваша супруга не пропала, а ушла к другому, мы неищем неверных жен. Сами разбирайтесь».

Резон в его словах был.

– Отчего вы решили, что Ксюта улюбовника?

Бензинщик всплеснул руками:

– А у кого еще? Ясное дело, подогналмашину к дверям театра и увез. Сейчас небось посмеиваются надо мной.

И он скрипнул зубами. Я аккуратно положилалисточки на стол и со вздохом сказала:

– Завтра верну задаток.

– Ну уж нет, – нахмурилсяПисемский, – нанялись, теперь работайте, ищите Ксению.

– Зачем? – изумилась я. – Выхотели ясности и получили ее. Любовник имеется, она к нему съехала. Разводитесьи забудьте.

– Нет уж, – побагровел ОлегЯковлевич, – давайте действуйте. Желаю знать имя, отчество, фамилию иадрес счастливчика.

– Да зачем? – недоумевала я.

– Какое вам дело, – вызверилсябензинщик, – может, хочу удостовериться, что девочка попала в хорошиеруки, она мне дорога…

Я только вздохнула и велела:

– Хорошо, показывайте ее комнату.

Писемский повел меня по бесконечному коридоруи ткнул рукой в три двери:

– Вот – будуар, ванная и спальня.

Я приступила к осмотру. Очевидно, квартираделилась на две половины – женскую и мужскую. На Ксюшиной стороне располагаласьванная, сплошь забитая парфюмерией и косметикой. Огромное розовое джакузи слатунными кранами, на небольшой полочке – пузатая бутылочка «Арманьяка».

– Она пила?

– Нет, упаси бог, наливала в воду, когдаополаскивала голову, говорит, очень хорошо волосы после коньяка блестят.

Да уж, до такой феньки даже я не додумалась впрошлой жизни.

Десятки баночек, флакончиков, тюбиковгромоздились в шкафчиках. В воздухе витал слабый аромат. Я повела носом. Надоже, «Шанель», старая добрая классика. Сейчас молодежь не слишком жалует старушкуКоко, предпочитая «Кензо», «Эскаду» и другой новомодный, но не всегдакачественный парфюм. Ксюша же обладала хорошим вкусом и не гналась за модой.