Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сначала научись как Рихтер, –обозлился преподаватель, – а потом уж выпендривайся.
Спорить с Федором было невозможно. Мыподходили к роялю, как Михаил Плетнев, брали в руки скрипку, подражая ВладимируСпивакову, и выпархивали на сцену, словно Майя Плисецкая.
– Не верю, – кричал мне сумасшедшийрежиссер, – не верю, тяни шею!
Я старательно задирала вверх подбородок,совершенно не понимая, как можно тянуть то, чего нет. Но сейчас уроки безумногоФедора могли мне пригодиться.
Сделав «каменное» лицо, я положила своюмаленькую ладошку на лопатообразную руку нанимателя и спокойно сказала:
– Уважаемый Олег Яковлевич, мое времяочень дорого, клиентов много, для того чтобы взяться за ваше дело, пришлосьотказать кое-кому. Не скрою, я не слишком люблю заниматься неверными женами,предпочитаю убийства и похищения, но за вас очень просила Екатерина АндреевнаРоманова, а для нее я готова на все. Поэтому излагайте вашу проблему,желательно детально, стесняться не надо, сейчас я исполняю для вас роль врачаили исповедника.
Но Писемский все еще колебался.
– Я не сумею помочь, если не узнаюправду…
Олег Яковлевич вздохнул:
– Знаете, ничего конкретного сообщить немогу, только весьма смутные подозрения, кое-какие странности…Может, лучшестанете спрашивать сами?
– Сколько лет вы в браке?
Писемский вздохнул:
– Год.
– До этого были женаты?
– Да.
– Что с прежней супругой?
– Уехала с новым мужем в Америку.
Интересное дело, мне что, из него каждое словоклещами вытягивать? Зачем тогда нанимает детектива, если не хочет ничегорассказывать!
– Где вы познакомились с нынешней женой?
Олег Яковлевич тяжело вздохнул и положил рукина руль. Очевидно, он принял решение, потому что неожиданно заявил:
– Ладно, слушайте.
Писемский до 1988 года спокойно работалпреподавателем английского языка в третьесортном институте. Зарплата быламаленькая, педагогическая нагрузка огромная. Кандидатскую он так и не написал,за что его нещадно грызла жена – Нина Михайловна. Она полностью преуспела вжизни, стала доктором наук, профессором, изучала грибы и добилась каких-тоневероятных результатов. Характер дама имела просто железный, каждый деньписала по десять страниц и выпускала одну за другой книги: учебники, пособия,монографии. На фоне преуспевающей, крайне активной супруги тихий, даже вялыйОлег Яковлевич, предпочитающий после тяжелого лекционного дня поваляться сгазеткой на диване, выглядел очень бледно. Правда, жена одно время пыталасьзаставить его писать. Торжественно усаживала к столу, закрывала дверь в кабинети шипела на дочь:
– Тише, тише, папа работает наддиссертацией.
Олег Яковлевич с тоской поглядывал на кипудевственно-чистых листочков, вытаскивал припасенный детективчик и спокойнопогружался в чтение.
Процесс вождения ручкой по бумаге его злил, абольше всего бесила жена, ухитрявшаяся ваять свои опусы на углу кухонного столакак бы между делом, правой рукой помешивая суп и заглядывая одним глазом втетради с детскими уроками.
Естественно, Нина Михайловна зарабатывала напорядок больше супруга. Правда, она не делила деньги на «твои» и «мои», апросто складывала бумажки в коробочку из-под печенья, служившую в доме кассой.Но у Олега Яковлевича каждый раз, когда он брал из «сейфа» рублишки, возникаложутко некомфортное ощущение – он казался себе альфонсом, жиголо, живущим засчет супруги. Да к тому же Нина Михайловна махнула рукой на творческую карьерумужа и перестала изображать «написание диссертации». Перестройкадемократизировала научный мир России, упростила выезд за рубеж, и женщина безконца моталась по заграницам, ее, как видного миколога, постоянно приглашали насимпозиумы, конференции и семинары.
Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая жизньОлега Яковлевича, но тут один его довольно близкий приятель предложил занятьсяторговлей машинами. Друг взялся обустроить все сам – наладить связи с заводом,транспортировку «Жигулей» в Москву, предпродажную подготовку автомобилей…
От Олега Яковлевича требовалось только одно –оформить фирму на свое имя и получать в месяц пять тысяч. Огромные, невероятныепо тем временам деньги.
– Почему ты не хочешь выписыватьдокументы на себя? – поинтересовался Писемский.
Приятель захихикал:
– Уже одна фирма, на менязарегистрированная, работает, две нельзя.
Наивный Писемский, желавший, как все лентяи,совершенно не работая, огрести куш, согласился. Три месяца он и впрямь получалотличную «заработную» плату, но потом за ним пришли с понятыми.
Приятель оказался негодяем, набрал невероятнуюсумму от доверчивых людей в качестве предоплаты за автомобили и скрылся.Отдуваться пришлось Писемскому.
Мужика сволокли в Бутырку и сунули в камеру на120 человек. Ему грозил нешуточный срок за мошенничество, к тому же кое-кто изсокамерников просто покатился с хохоту, когда услышал о «преступлении».
– Ну, мужик, ты и попал, – ухмылялсяместный смотрящий, угощая Олега Яковлевича «Примой», – книжек, что ль, нечитал? Возьми в библиотеке Ильфа и Петрова, они как раз про такогозиц-председателя писали.
Вызванная следователем из очередной поездки,Нина Михайловна не растерялась и моментально оформила развод. Любимая дочуркатоже не захотела иметь с папой-уголовником ничего общего. Никто изродственников ни разу не пришел на свидание и не передал Писемскому дажедешевенькой пачки печенья.
Но вялый, апатичный мужик неожиданно выжил.Господь наградил его недюжинной силой, и пары сломанных рук хватилоуголовникам, чтобы понять – с этим лучше не связываться. Олег Яковлевич получилшконку поближе к окошку, занавесил ее тряпкой и поднял тем самым свой статус.
Однажды ночью он проснулся от шума. Одноговзгляда на соседние нары хватило, чтобы понять – парочка сокамерников собралась«опустить» молоденького парнишку, только сегодня определенного на постой.Писемский пожалел парня, накостылял браткам по шее и положил мальчишку на своюшконку. Поступок героический по тюремным нравам. Целый месяц Олег охранялпарнишку, впрочем, через тридцать суток того освободили, а на следующий деньПисемский получил роскошную передачу с американскими сигаретами, осетринойгорячего копчения и икрой. В сумке лежали новехонький фирменный костюм«Adidas», нижнее белье и мыло. Через час принесли телевизор, таз, ведро… А ночьюнадзиратель открыл кормушку и тихо оповестил:
– Писемский, на выход!