А впереди возвышались руины некоего величественногосооружения. Уж не те ли руины загадочной Юдоли, к которым и был послан боецГартош? И Гартош уже остановился, присел. Судорожно оглянулся. Или действие похожейна спирт жидкости пошло на убыль, или страх перед этим местом был так силен,что никакая наркотическая встряска не могла его преодолеть. Ладошки солдатиказатряслись и мгновенно вспотели. Гартош вытер руки о гимнастерку. Он, похоже,не слишком торопился вперед, к руинам. Но приказ есть приказ, и рядовойдвинулся в сторону развалин.

Он двигался не спеша, ставил ногу так, чтобы не наступить нина птицу, ни на человека, сжав рукоять ножа. Оружием, кстати, он был не увешан– мягко говоря,– гранаты и нож…

Нет, а все же что-то странное было в этих трупах, что-тонеправильное. Гартош в них не вглядывался, не наклонялся, не рассматривал,будто и без того знал, что увидит… А может, просто не замечал несообразностей.Зато он всматривался в горизонт, бросал взгляд на небо, к чему-топрислушивался. Ага, вот, выбирая, куда поставить ногу для очередного шага,бросил взгляд на убиенного. Покойник лежал на спине, запрокинув голову… Наместе глаз у трупа зияли две рваные черные дыры! И лицо похоже на дырявуюмаску. Да и у остальных…

То, что Сварог сперва принял за следы массированногообстрела картечью – в клочья изодранная одежда, многочисленные мелкиераны,– это все… это же… Птицы…

Заклеваны!

И едва он сделал это открытие, как послышалось хлопаньетысячи крыльев, и в небе появился черный клин. Исполинская птичья стая, видимо,караулившая где-то неподалеку, поднялась в воздух, и острие клина было нацеленов сторону Гартоша.

«Назад!» – прокричал… Или как это называется? Мысленнопрокричал. Словом, Сварог попытался достучаться до сознания Гартоша. Да нет,поди тут достучись… Гартош в ужасе заревел что-то нечленораздельное и метнулсяк развалинам. Сварогу оставалось быть лишь зело переживающим за сюжет зрителемэтого цветного стереофильма ужасов.

«Да не успеешь же, мать твою!»

Вряд ли Гартош каким-то чудом услышал Сварога. Скорее сампонял, что не успеет. Слишком быстро приближалась стая, слишком большоерасстояние необходимо было одолеть. И тогда рядовой сделал то, что Сварогу вголову вряд ли пришло бы.

Он перепрыгнул покойника, но зацепился за что-то, рухнул,ощутимо треснувшись локтем о приклад брошенного «бластера» (Сварог чувствовалего боль, как свою). «Бластер», однако, подбирать не стал, вскочил на ноги,пробежал еще немного, нагнулся, содрал с первого попавшегося трупа каску,нахлобучил себе на голову… а потом взвалил мертвое тело на спину. И уже смертвецом на спине тяжело побежал к развалинам.

А через несколько пулей пролетевших секунд начался форменныйХичкок. Вокруг потемнело. Вокруг захлопало и затрепетало. Все вокругнаполнилось клекотом, карканьем, визгливыми криками. И посыпались удары: вголени, в бедра, в локти, в щеки… Казалось, десятки пинцетов захватывают кожучерез одежду и тянут, тянут, вырывая вместе с кожей и мясо. И когтистые лапытоже раздирали одежду и плоть. Боль Гартоша была и его, Сварога, болью. Он чувствовалтело, которое кромсали клювы, в которое вонзались когти, но управлять им был нев состоянии.

Если б не сообразительность рядового, прикрывшего спинуубитым, а голову каской, валяться бы сейчас бедолаге истерзанным на горячейземле среди тех, кто также не дошел до руин. Однако Гартош продвигался вперед,хотя с каждым шагом ему становилось все труднее – уходили силы, раны прибывали.Не шибко физически силен был Гартош, чтобы спокойно волочь на себемногокилограммовую ношу…

А обезумевшие птицы налетали и налетали, образуя вокругбредущего человека копошащийся клубок.

Хорошо еще, что крохотный птичий мозг не позволял этимтварям обдумать ситуацию и выбрать верную тактику. А додумайся они атаковатьснизу, целя в незащищенные лицо и живот,– все было бы кончено водночасье. Птицы же пикировали сверху, вклиниваясь в шевелящуюся, бьющуюкрыльями гущу, цеплялись когтями во что придется, долбили и рвали клювами, чтооказывалось под ними… а под ними оказывались и их сородичи в том числе. Забитыесвоими же птицы замертво падали под ноги, и Сварог видел распахнутые клювы,бессмысленные бусины глаз. Клубились облака перьев.

Рук он уже не чувствовал и боялся представить себе, во чтоони превратились. В фарш, не иначе. Разве что ладони Гартош прятал как мог.Ноги и ладони – вот важнейшие для него сейчас части тела.

Однако все шло к тому, что они до руин не дотянут. Тем болеечто уставал Гартош с каждым шагом все сильнее. Лишь бы не сбросил с плечмертвеца – в противном случае через мгновение его растерзают в клочья.

Ясно было, что рядовой Гартош уже поставил на своей жизникрест. «Пушечное мясо»… Не иначе, сам себя так не называя, солдатик понял, чтоименно таковым и является. И внутренне примирился с необходимостью пожертвоватьсобой во имя выполнения боевой задачи. Он уяснил истинное положение вещей:единственное, что ему остается,– исполнить приказ, спасти боевыхтоварищей и заработать посмертную славу себе. Ну, быть может, и для родныхзаработать мало-мальскую пенсию по утрате кормильца. Если, конечно, у него естьродные и если здесь назначают подобные пенсии.

Гартош, хоть головы и не поднимал, хоть и петлял, как заяц,но все же каким-то наитием выворачивал к руинам. До каменной кладки оставалисьсчитанные шаги.

Гартош споткнулся. Припал на колено. Упасть для негоозначало погибнуть. Будет уже не подняться.

Рядового спасло то, что он уже перешагнул тот порог, закоторым или человек теряет сознание от боли, или совершенно перестает больчувствовать. Гартош боль чувствовать перестал. Только поэтому он сумелподняться с колена и пройти последние метры.

Он протиснулся в щель в кирпичной стене и ввалился внутрьразвалин Юдоли. Птичья сволочь, напоследок ударив в спину всей массой, осталасьза разрушенными стенами. Ни одна из пернатых тварей не попыталась преследоватьжертву в пределах разрушенного здания – видимо, птичкам вход сюда был кем-то(или чем-то?) заказан. Гартош сбросил с себя ношу, которая уже мало была похожадаже на покойника – нечто изорванное, изодранное; свисающее лоскутами мясо вклочьях ткани. Ладони Гартоша скользнули к поясу, нашаривая гранаты.

Рядовой спас глаза – во многом благодаря тому, что каскаоказалась велика и сползала на лицо. И посреди кирпичного крошева, разбросанныхскамеек и валяющихся треножников Сварог увидел человека в серой мешковатойхламиде. Тот стоял в центре разрушенного строения, спиной к Гартошу. А под ним…

Под ним, на расчищенном от хлама участке пола, полыхалогонь. Нет, слово «полыхал» не годилось, как, наверное, не годилось и слово«огонь». Под ним с зачаровывающей плавностью перетекала желто-красно-чернаялава, взрывалась огненными выплесками, ходила огненными водоворотами,переливалась нутряным светом, как остывающие угли… Вот только лава эта остыватьне собиралась. И обладатель в серой хламиде стоял босыми ногами прямо на лаве.Зрелище было, прямо скажем, жутковатое.