– Но позвольте, как же так…

– Господи, вы же музейщик, – сказал Смолин. –Что, никогда в жизни не слышали об индустрии подделок? Это все, без исключения– новоделы, причем не особенно искусной работы.

– Вы точно уверены?

– Профессия такая, знаете ли, – сказалСмолин. – Давненько ею занимаюсь. По фотографиям, конечно, нельзя былоопределить, но вот так, вживую и гадать нечего.

– Но ведь окись…

Печально усмехнувшись, Смолин огляделся в поискахподходящего орудия труда. Не усмотрев ничего полезного, взял со стола своюодноразовую зажигалку, перевернул в пальцах, взял ближайшую «древность» и,ловко орудуя краешком зажигалки, в два счета соскреб на газету чуть ли не весьслой «окиси», рыхлой комковатой, ненатуральной. Послюнив кончик носовогоплатка, с силой потер впадину – после чего на темном металле не осталось ниодной зеленой крупинки. Продемонстрировал вещицу и платок Евтееву:

– Видите? «Вековая окись» эта в два счета изготовляетсяиз немудреных химикатов, которые можно за копейки купить в любом приличномхозяйственном магазине. Крепенько наколол вас кто-то. Если он еще в пределахдосягаемости и вы заплатили хорошие деньги – стоит быстренько его найти инабить морду…

– Но постойте! Те вещи, что я привозил в Шантарск…

– Вот как раз те были самыми доподлинными, –сказал Смолин. – Зато вот это, – он небрежно, не глядя, дернулподбородком в сторону кучки: – фуфло законченное. Видывал я подделки иубедительнее…

Рывком поднявшись из кресла, Евтеев прошелся по комнате,точнее, сделал по паре шагов вправо-влево. Резко повернувшись подошел к окну,рывком распахнул занавески и уставился на улицу. Смолин, честно признаться,особого сочувствия не испытывал: так оно и бывает, когда человек берется не засвое дело, вздумав (точнее, вбив себе в голову, что непременно сумеет)разбогатеть в одночасье. Кто ж виноват, умник захолустный…

– Значит, вот так, – протянул Евтеев сноваплюхнувшись в жалобно скрипнувшее кресло. – Фуфло… А вы знаток, ВасилийЯковлевич, знаток…

Чего-то не хватало в общей картине происходящего. И Смолиночень быстро сообразил, чего именно: жесточайшего разочарования, которое простообязано было отразиться на лице собеседника. Человек, рассчитывавший огрестиастрономическую по здешним меркам сумму и окончательно понявший, что не получитни копья, должен и держаться, и выглядеть совершенно иначе.

А потом ему пришло в голову, каким в данной ситуации можетоказаться следующий ход принимающей стороны. Он напрягся – и тут жехладнокровно констатировал: поздно…

В прихожей уже азартно топотали несколько ног. Буквальночерез секунду в гостиную ввалилась, показалось сначала, целая толпа, но тут жеясно стало, что вторгшихся всего-то трое.

Самый из них неопасный и неинтересный, малец летчетырнадцати, остался у двери, таращился на Смолина с чуточку комичной смесьюгордости и нешуточного возбуждения. Второй, здоровенный лоб лет двадцати пяти,по роже видно, выполнял тут функции «группы физической поддержки» – и, в общем,ясен был как таблица умножения, достаточно было одного взгляда на егонизколобую, не обремененную интеллектом рожу.

А вот третий был самый здесь опасный – пусть и невысокий,пусть и щуплый, мозгляк мозгляком. Тот специфический жизненный опыт, которогоСмолин нахлебался досыта не по собственному желанию, мгновенно о себе напомнил.Ручаться можно, что не ошибся: некоторая худоба лица, этакая обтянутость кожейскул, взгляд, выражение глаз, улыбочка, общее впечатление… Старый зоновскийсиделец – причем, очень похоже, совсем недавно пришедший от «хозяина»…

Прошлое, казавшееся навсегда забытым, нахлынуло на Смолина,как порыв ледяного ветра, он подобрался, как зверь, готовый к схватке завыживание.

Какое-то время стояла напряженная тишина.

– Не покупает, а? – без улыбки сказал щуплый.

– Не покупает, – чуть шутовски развел рукамиЕвтеев. – Оне нашим товаром брезгуют…

Тон у него был, вопреки ожиданиям, ничуть не подхалимский,не подчиненный. Смолин неотрывно смотрел на них на всех – и помаленьку началнаходить определенное сходство меж Евтеевым и Щуплым: несомненная похожестьлиц, даже голосов, нечто неуловимое в манере держаться, осанке… Он, конечно, моги ошибаться, но сходство очень уж явно просматривалось. Родственнички, блин…

Щуплый вынул руки из карманов – пальцы украшены целойколлекцией наколок-перстней, и, надо сказать, серьезных, легко расшифрованныхтем, кто понимает. Никак не первоходок, видно, что не одну дюжину коц истрепал…

Тихий щелчок – и из кулака Щуплого выскочило блестящеелезвие ножа, больше напоминавшего шило. Ни к чему мирному такая вот зоновскаясамоделка изначально не предназначена, смастрячена для одной-единственнойзадачи: воткнуться в организм на приличную глубину с самыми печальными дляорганизма последствиями.

Щуплый впервые улыбнулся – скупо, бегло:

– Ну что, дядя, понял расклад? Вынимай денежку иаккуратно клади на столик. А потом можешь валить на все четыре стороны. Зубдаю, не тронем…

Страха Смолин не испытывал – одну только злость и на этихпровинциальных разбойничков, и на себя. На себя не было особых основанийзлиться, ловушка, надо сказать подстроена качественно, весьма даже изящно италантливо… но все равно, он ругал себя последними словами, так было чуточкулегче.

– Ну что ты вылупился? – не сердито, не издеваясь,скорее даже с некой печалью поинтересовался Щуплый. – Ты же вроде бы недурак, а? Вот и прикидывай расклад в темпе вальса. Куда ты отсюда, на хрен,денешься? Хорошая была идейка, конечно, – кинуть тачку возле мусоров, нополучилось тебе же хуже…

Машину Смолин оставил в центре Предивинска, у длинногоодноэтажного здания купеческой постройки, где помещались милицейский райотдел,прокуратура и почему-то райсобес. Выходит, все же был хвост? Он присмотрелся.Пожалуй что, память и зоркий глаз не подводят: именно этот оголец, соплякдраный ехал с ними в автобусе. Ну да, он еще в ответ на какое-то замечаниевъедливой старушонки обложил ее так затейливо, что даже для нынешних временбыло чересчур…

– Ты не переживай, – Щуплый поигрывалножиком-шилом с плоской коричневой рукояткой. – Если б ты сюда на тачкеприехал, ничего б для тебя не изменилось… А девочка, она тебе кто? Неужтодочурку поволок в такую даль?

– Хрен там дочурка, – прокуренным фальцетомсообщил мальчишка. – На дочурок так не смотрят, он ее, точно, тянет…

– Тем лучше, – расцвел в улыбке Щуплый. –Тебе, дядя, не за себя одного беспокоиться надо, а за двоих сразу, усек? Ну, тыдолго будешь мое терпение испытывать? Лавэ на стол, и вали отсюда…

– Ага, – сказал Смолин, – а ты мне – перушков спину?

– Окстись, блаженный, бог с тобой, – ухмыльнулсяЩуплый. – На кой мне ляд тебя мочить? Ты ж все равно ни единой живой душесловечка не пискнешь, точно?