Мазур прекрасно помнил, что в иных местах и подобныереволюции, и их творцы кончили крайне печально (кое-где он побывал сам, а однаждысвоими глазами видел финал) – и от этого на душе было скверно. Потому что этиребята ему по-настоящему нравились – молодые, энергичные, как черти, горевшиеяростным, неподдельным желанием перестроить все, что возможно, сделатьсчастливыми абсолютно всех. А уж очаровательная Лейла, словно из «Тысячи иодной ночи»…

Присутствующие отложили бумаги, встали за столом, одергиваяфренчи. Генерал Касем вблизи, как это обычно водится, нисколечко не походил напарадные портреты и красочные плакатные подобия – под глазами морщинки и мешки,осунувшееся лицо предельно уставшего человека. Остальные выглядели не лучше –вот разве что Барадж сиял румянцем во всю щеку да Лейла, как очаровательнымдевушкам и положено в любых передрягах, выглядела удивительно свежо, хотяпахала не меньше мужиков. Министерство образования в здешних непростых условияхбыло отнюдь не синекурой, да вдобавок занималось не только просвещением масс,но еще агитацией и пропагандой.

Генерал Касем застегнул верхнюю пуговицу френча, выпрямилсяи с деловитостью человека, спавшего обычно четыре часа в сутки, громко сказал:

– Прошу внимания, товарищи!

Все встали по стойке «смирно», Мазур в том числе, стараясьне смотреть в темные глазищи Лейлы. Дражайшая супруга в чем-то права: ничего небыло, но вот мысли куда прикажете девать?

Касем зыркнул куда-то за спину Мазура, и из-за угла вынырнулбравый полковник столь же юного возраста, подал вождю большую синюю коробку.Воцарилось молчание, все стояли неподвижно.

Мазур стоял навытяжку, подчиняясь общей торжественностимомента, хотя до сих пор представления не имел, в чем тут дело и по какомуповоду щелкают каблуки.

Касем отчеканил с таким видом, словно с превеликой радостьюмог отрапортовать наконец о наступлении полного и законченного светлогобудущего, так что с неба вот-вот посыплются жареные перепела и ананасы вшампанском:

– Товарищ капитан-лейтенант! В ознаменование вашихвыдающихся заслуг по обороне рубежей Народно-Демократической РеспубликиЭль-Бахлак от агентов мирового империализма и остатков феодальной реакцииРеволюционный Высший Совет принял решение наградить вас высшим военным орденомреспублики «Звезда отваги»!

Он сделал шаг вперед, одновременно открывая ту самую синююкоробку, достал из нее регалию, выпустил коробку не глядя, и юный полковник,конечно же, успел подхватить ее на лету. Тут только Мазур опомнился, без всякихмыслей и эмоций, подчиняясь скорее въевшимся в подсознание уставным нормам,тоже шагнул вперед, и они встали лицом к лицу. Президент и генерал в одном лицес приобретенной за последние два года сноровкой вмиг прикрепил к егобелоснежной рубашке помянутый высший орден: восьмиконечную звезду золотистогоцвета со множеством мелких лучиков меж главными, наложенную на перекрещенныесабли, с эмалевым ало-голубым медальоном, на котором во весь опор несся куда-толихой всадник с воздетой саблей.

Судя по весу чуть-чуть оттянувшей рубашку звезды, она былаизготовлена, уж конечно, не из золота или иного драгоценного металла – довольнолегкая даже для бронзы. Но, как известно, дареному коню… Люди искреннестарались сделать ему приятное, что уж тут привередничать? Вытянувшись ещеболее, Мазур в последний миг вспомнил здешнюю обрядовую формулу и, едва невыпалив по привычке «Служу Советскому Союзу!», рявкнул:

– Слава революции и народу!

Полковник, успевший за это время куда-то подевать коробку,проворно свернул пробку бутылке с шампанским и наполнил бокалы с проворствомопытного официанта. Надо полагать, давно уже состоял при здешнем политбюро.Молодые генералы, как Мазур был наслышан, любили вспрыскивать любоемало-мальски достойное внимания событие вроде сегодняшнего: не столько изскрытого алкоголизма, сколько еще и в знак своего презрения к «средневековым иотжившим» исламским традициям, как известно винопитие решительно запрещавшим.Бокалы из хорошего хрусталя тоненько запели, касаясь друг друга.

С непроницаемым лицом выслушивая поздравления от генералов,Мазур подумал тем временем, что с подобными регалиями дело иногда обстоит самымнепредсказуемым образом. В свое время ему уже пришлось запихать подальше в ящикстола две подобных звезды – потому что в тех странах решительно поменяласьвласть, и победители под горячую руку отменили введенные предшественникамиордена. А вот в третьей стране власть хотя и перешла в руки ярых противниковпрежнего режима, но все они были сами увешаны ранешними наградами и потомуоставили все в неприкосновенности. Человеческая психология, конечно. Мало укого хватит духу росчерком пера ликвидировать свои же собственные награды.

Он едва успел допить, как высоченная дверь за спинойраспахнулась с совершенно неподобающим шумом, влетел человек в столь запыленнойформе, что невозможно было определить ее цвет, с болтавшимися на шеемотоциклетными очками – и, не обращая внимания на Мазура, возбужденно затараторилчто-то непонятное.

Члены политбюро мгновенно встрепенулись, лица сталиозабоченными и тревожными. Асади что-то быстро спросил, и курьер выпустилпулеметную очередь загадочной скороговорки. Дураку было ясно: случилось что-тоесли и не скверное, то, безусловно, неожиданное, требовавшее немедленногообсуждения. Генерал Касем бросил на Мазура страдальчески-смятенный взгляд,полностью подтверждавший первоначальную догадку, – а Барадж с Асади уженаперебой толковали что-то президенту, судя по некоторым признакам, совершеннопротивоположное, и ему требовалось не то что срочно принять решение, а хотя быосознать обе точки зрения… Словом, в одночасье стало не до свежего кавалера – иМазур стал тихонечко пятиться к выходу, чтобы не добавлять неразберихи.

Он был уже в коридоре, меж безмолвных стражей, когда следомэнергичным шагом вышла Лейла, смущенно улыбнулась:

– До чего неловко все получилось. Ты не сердись, пожалуйста.

Общались они, разумеется, по-английски, а в этом наречии,как известно, нет слов «ты» и «вы», каждый раз приходится корректировать пообстоятельствам, как именно обращается к тебе собеседник. Коли уж речь шла обочаровательной девушке, пусть и в ранге министра, Мазур давно уже постановилдля себя, что «you» в ее розовых устах означает как раз «ты». Так оно приятнее.

Быть может, так на самом деле и обстояло, поди пойми… Восток– дело тонкое.

– Да что ты, – сказал Мазур. – Я прекрасно всепонимаю. Случилось что-то?

– Да нет, глупости, – пожала она плечами с напускнойбеззаботностью. – Просто вопрос требует немедленного решения…

Мимо них размашисто прошагали, почти пробежали троеофицеров, прямо-таки ворвавшиеся в зал заседаний политбюро без стука и примолчаливом согласии стражи. Едва не столкнувшись лбами с передним из них,оттуда выскочил Асади и, махнув рукой стоявшим в углу приемной трем офицерам всиних беретах, поспешил прочь. Офицеры, придерживая огромные пистолетныекобуры, рысцой припустили за шефом. Мазур уверился, что дело все же нечисто –переполох разворачивается нешуточный. Да и Лейла улыбалась, пожалуй, вымученно.