– Боже! – воскликнул Мазур в наигранном ужасе. –Неужели ты еще и Родину продать собралась? Я не переживу!

Ее глаза недобро сузились. Уже отворачиваясь, направляясь всторону спальни, она бросила через плечо:

– А пошел ты…

– Дверью грохни, – сказал Мазур ей в спину. – Таконо красивше и вносит изящное завершение, верно тебе говорю. Ну, ба-а-бах!

Дверью она не хлопнула, аккуратно притворила ее за собой –что, несомненно, стоило ей огромных усилий. Оставшись в одиночестве – отнюдь негордом – Мазур вздохнул и потянулся к итальянской бутылочке.

На душе было архискверно. Зря он так держался – но иначепросто не мог, накопилась критическая масса. Привыкши анализировать гораздоболее сложные и опасные ситуации, он прекрасно понимал, что все упирается в тусамую нехитрую формулу: не сложилось.

Понадобилось довольно много времени, чтобы осознать простуюистину и с ней свыкнуться. Собственно, истин нашлось целых две. Первая: женаофицера – это, философски говоря, и профессия, и жизненное призвание, икачество души. Вторая: его собственная жена со всем вышеперечисленным не имеетничего общего, категорически наоборот. Что вовсе не означает, что она плохая.Она просто-напросто другая. Они разные. Единица плюс единица вовсе необязательно означают пару…

И все остальное – лишь следствие: участившиеся скандальчики,нытье насчет того, что ему с его знанием языков, наградами и блестящимпослужным списком давно пора подыскать более спокойное и престижное местечко,каких в армии ничуть не меньше, чем на гражданке (другие ведь устраиваются!),растущее отчуждение… Если посмотреть правде в глаза, не было у него ни жены, нидома. Жилплощадь да официально зарегистрированная с ним женщина – так оно будетвернее.

Когда чья-то премудрая голова (несомненно, генеральская) решилав силу каких-то высших соображений, что на сей раз командир группы спецназадолжен не таиться в темном углу, притворяясь пыльным веником, а, наоборот,торчать на виду, изображая сотрудника военного атташата (то ли скучного,рядового шпиона, то ли пристроенного по блату сынка важного папы), Мазурпоначалу решил, что новая роль ему как-то поможет склеить рассохшийся по всемшвам семейный челн. Но получилось с точностью до наоборот. Аня, очень быстроузнав, как все обстоит на самом деле, только еще больше озлилась. Потому чтоузрела воочию. Раньше все ее мечтанья об иной мужниной жизни, спокойной,престижной и респектабельной, были чистейшей абстракцией. А теперь онапопробовала иную жизнь на вкус и цвет, глазами и на ощупь. И знала, чтодовольно быстро все кончится. И окончательно закусила удила.

Что прикажете делать в этой старой, как мир, ситуации? Развечто утешать себя неопровержимыми историческими фактами: даже самому НаполеонуБонапарту роковым образом не везло с бабами. Но утешение это дохленькое.

Из спальни выглянула Аня и медовым голоском осведомилась:

– Ты не подскажешь, чем обычно бабы мастурбируют? Огурцомили зубной щеткой?

– Да чем угодно, милая, – с ангельской кротостью сказалМазур. – Кроме, я так прикидываю, ежика – весьма чревато… Ты же медик,неужели не можешь сообразить?

Дверь захлопнулась – на сей раз с надлежащим грохотом. Ачерез пару секунд зазвонил телефон.

Снимая трубку, Мазур прямо-таки жаждал немедленного вызовапо боевой тревоге – можно было бы что-то взорвать, если особо повезет, спалитьчто-нибудь к чертям собачьим, крушить челюсти и ломать ребра, одним словом,отдохнуть на всю катушку от сложностей быта.

Однако внутренний дежурный самым спокойным тоном, ничуть нечастя, сообщил:

– Товарищ капитан-лейтенант, вас спрашивает шестой, у него квам дело, если вы не заняты. Он на проходной ждет.

– Сейчас спущусь, – сказал Мазур. – Скажите,нисколечко не занят.

– Есть! – вышколенно рявкнул дежурный и положил трубку.

Согласно нехитрой кодовой таблице для третьеразрядныхсекретов, «шестым» значился майор Ганим, и, хотя Мазур понятия не имел, зачемпарнишка заявился без предварительного официального звонка, это была прекраснаявозможность отвлечься. Допустимую алкогольную норму Мазур уже оприходовал, асидеть, таращась на далекие горы за окном и растравляя в себе уныние, неособенно-то и хотелось.

Он достал из гардероба свежую форменную рубашку, взялфуражку со столика, облачился в пару секунд, вышел в коридор. У двери, какдюжину раз допрежь, возник бесплотным духом слуга Али, человек без возраста,бесшумный, вымуштрованный, с обычной своей напряженно-искательной улыбкой иметелочкой из птичьих перьев, готовый тигром ринуться на отдельно взятуюпылинку, торчать за спиной, чтобы наполнять бокал, вообще выполнить любойприказ эфенди Мазура. Эфенди же Мазур, как обычно, почувствовал понятную ипростительную для советского человека неловкость. У него никогда прежде не былоперсонального лакея, да и в дальнейшем, после завершения командировки, вряд лизаведется. Он пожал плечами, выговорив едва ли не извиняющимся тоном:

– Спасибо, Али, ничего не нужно.

– Может быть, госпожа в чем-нибудь нуждается?

«В хорошей выволочке разве что», – подумал Мазур, авслух сказал:

– Госпожа легла спать и не хочет, чтобы ее беспокоили.

Али с тем же бесстрастием поклонился, бесшумно повернулся истал удаляться, словно бы не шагая, а паря над полом. Мазур задумчиво посмотрелему вслед. У него давно уже было сильное подозрение (которое многоопытныйЛаврик вполне разделял), что эта услужливая тень попросту приставлена к немуместной спецурой. Как оно всегда в таких ситуациях и бывает, горячаясоветско-бахлакская дружба и любознательность здешней тайной полиции уживаютсяв одном пространстве. Опять-таки дело житейское. Генерал Асади, всемогущий шефШахро Мухорбаррот, мощной конторы, всосавшей, как пылесос, все, хотя быотдаленно связанное с охраной порядка и безопасности (вплоть до рыбацкихлицензий и пожарной охраны), был, несмотря на молодость, служакой ретивым иэнергичным (выучили британцы на свою голову), интересы у него широчайшие, алюбопытство неуемное.

В коридоре Мазуру попался Вундеркинд, и оба, охваченныеодинаковым неловким колебанием, сухо раскланялись. Ни о какой неприязни и речьне шла, просто никак не удавалось выстроить какие-то неофициальные отношения,выходившие за рамки служебного общения. Впрочем, у Вундеркинда так обстоялоабсолютно со всеми – не зря иные за спиной кликали его не Вундеркиндом, аРоботом, иногда с добавлением краткого непристойного прилагательного. У него словнобы не было обычных человеческих слабостей: от приглашения посидеть забутылочкой уклонялся, в попытках наладить интимные связи с доступным женскимперсоналом замечен не был, даже в кинозал не ходил. Никаких точексоприкосновения, мать его…

Выйдя из своего привилегированного закуточка, Мазурспустился этажом ниже, на второй, после недолгого колебания направился к дверикомнаты-казармы, где квартировали все восемь его подчиненных. Распахнул ее,понятное дело, не постучав, как в казармах и положено.