Он пошел в блиндаж и при свече просмотрел документы:сложенный пополам кусочек шелка, трехцветный, как флаг Республики, с печатьюСВР в центре, salvoconducto — охранное удостоверение, или пропуск, в которомбыло проставлено имя Андреса, его возраст, место рождения и указано данное емупоручение (все это Роберт Джордан написал на листке, вырванном из записнойкнижки, и поставил штамп СВР), и, наконец, четыре сложенных листочка донесенияГольцу, обвязанные шнурком и запечатанные воском с оттиском металлическойпечати СВР, которая была вправлена в деревянную ручку резинового штампа.

— Такие я уже видел, — сказал начальник поста и вернулАндресу кусочек шелка. — Они у вас у всех есть. Но без такой бумажки это ничегоне значит. — Он взял salvoconducto и снова прочел его с начала до конца. —Откуда ты родом?

— Из Виллаконехоса, — сказал Андрес.

— Что там у вас растет?

— Дыни, — сказал Андрес. — Это всему свету известно.

— Кого ты там знаешь?

— А что? Ты разве сам оттуда?

— Нет. Но я там бывал. Я из Аранхуэса.

— Спрашивай о ком хочешь.

— Опиши Хосе Ринкона.

— Который содержит кабачок?

— Вот-вот.

— Бритая голова, толстобрюхий, и глаз немного косит.

— Ну, раз так, значит, эта бумажка действительна, — сказалтот и протянул ему листок. — А что ты делаешь на их стороне?

— Наш отец перебрался в Вильякастин еще до начала движения,— сказал Андрес. — Это на равнине, за горами. Там мы и жили, когда началосьдвижение. А с тех пор я в отряде Пабло. Но я тороплюсь, друг. Надо поскореедоставить это.

— А что там у вас делается, на фашистской территории? —спросил начальник поста. Он не торопился.

— Сегодня было много tomate, — горделиво сказал Андрес. —Сегодня на дороге пыль стояла столбом. Сегодня перебили весь отряд Глухого.

— А кто это Глухой? — недоверчиво спросил офицер.

— Вожак одного из самых лучших отрядов в горах.

— Не мешало бы вам всем перейти на республиканскуютерриторию и вступить в армию, — сказал офицер. — Развели партизанщину, а эточепуха. Не мешало бы перейти сюда и подчиниться нашей дисциплине. А еслипартизанские отряды понадобятся, мы их сами пошлем.

Андрес был наделен почти сверхъестественным терпением. Онспокойно продирался через проволоку. И этот допрос его тоже не взволновал. Ито, что этот человек не понимает ни их, ни того, что они делают, казалось ему впорядке вещей, и ничего неожиданного в этих дурацких разговорах для него небыло. И в том, что все так затягивается, тоже не было ничего неожиданного, нотеперь ему пора было идти дальше.

— Слушай, compadre, — сказал он. — Очень возможно, что тыправ. Но мне приказано доставить этот пакет командиру Тридцать пятой дивизии,которая на рассвете начнет наступление в этих горах, а сейчас уже ночь, и ядолжен идти дальше.

— Какое наступление? Что ты знаешь о наступлении?

— Я ничего не знаю. Но мне надо добраться в Навасерраду иеще дальше. Отправь меня к своему командиру, может быть, он даст мнекакой-нибудь транспорт. Пошли кого-нибудь со мной, только поскорее, потому чтодело не терпит.

— Что-то мне все очень сомнительно, — сказал офицер. — Лучшебы нам подстрелить тебя, когда ты подошел к проволоке.

— Ты же видел мои документы, товарищ, и я тебе объяснил,зачем иду, — терпеливо ответил ему Андрес.

— Документы можно подделать, — сказал офицер. — И такоепоручение любой фашист себе придумает. Я сам провожу тебя к начальнику.

— Хорошо, — сказал Андрес. — Пойдем. Только давай поскорее.

— Эй, Санчес. Прими командование, — сказал офицер. — Ты нехуже меня знаешь, что надо делать. Я поведу этого так называемого товарища ккомандиру.

Они двинулись вперед неглубоким окопом за вершиной холма, ив темноте Андрес почувствовал зловоние, которое шло из зарослей дрока,загаженных защитниками этой вершины. Ему не нравились эти люди, похожие набеспризорных ребят, грязные, недисциплинированные, испорченные, добрые,ласковые, глупые, невежественные и всегда опасные, потому что в их руках былооружие. Сам Андрес в политике не разбирался, он только стоял за Республику. Емучасто приходилось слышать, как говорят эти люди, и они говорили красиво, ислушать их было приятно, но сами они ему не нравились. Какая же это свобода,когда человек напакостит и не приберет за собой, думал он. Свободнее кошкиникого нет, а она и то прибирает. Кошка — самый ярый анархист. Покуда они ненаучатся этому у кошки, их уважать не будут.

Офицер, шагавший впереди него, вдруг остановился.

— Карабин все еще при тебе? — сказал он.

— Да, — сказал Андрес. — А что?

— Дай его сюда, — сказал офицер. — А то еще выстрелишь мне вспину.

— Зачем? — спросил его Андрес. — Зачем я буду стрелять тебев спину?

— Кто вас знает, — сказал офицер. — Я никому не доверяю.Давай сюда карабин.

Андрес сбросил карабин с плеча и передал ему.

— Раз уж тебе хочется тащить его, — сказал он.

— Так оно лучше, — сказал офицер. — Спокойнее.

Они спускались в темноте по склону холма.