промыть мозги от дурных мыслей! — вскричал Альбинас Кибис.

— Чего хнычешь, орясина?! Давай монету, водка найдется!

— А откуда монету взять, Умник Йонас, раз моя баба до последнего цента карманы подмела? Может, говорю, ваши бабы лучше?

— У всех бабы одинаковые, Альбинас. Хорошо бывало, когда работали за сотни миль...

— Может, ты, Кратулис, центами богат? Ты у нас счастливчик. Вдовец!

— Пошел ты, знаешь куда, Альбинас!

— Испортился наш Альтман, ребята. В долг больше не дает!

— Это тоже дело рук наших баб, Альбинас.

— А ну их к лешему! Никогда не женись, Рокас. Попомни мое слово. Работяге надо одному на свете жить.

— А может, мне попытать счастья у Альтмана, пока собственная баба не душит? — сказал Рокас. — У меня с Альтманом счеты не сведены после крестин Каститиса. Мне он в долг поверит. Никуда не денется.

— Так чего тут торчишь? Жми. Неси. Успокой сердца. Мы за тебя поработаем. Ты за нас отдохнешь. Мы выпьем — да к своим бабам, ты к чужим девкам. Только запомни, Рокас, сегодня у Альтмана — шабаш! Говори ему добрый вечер через заднюю дверь.

— А что мне папенька, Умник Йонас, скажет?

— Лодырь ты, сынок. Лентяй последний.

— Каким меня сотворил, таков я и есть. Лучше бы посоветовал своей крови и плоти, что делать: тебя одного слушаться или их всех?

— Да катись ты к черту!

— Слышите, ребята, с каким благословением иду! Запишете ли в братство землеконов Чюжаса, которого родной отец проклял?

— Запишем, не бойся. Только водки достань да приведи сюда Йонаса Кулешюса, Иоанна Крестителя всех пьяных босяков.

— Бегу.

Поплевал Альбинас Кибис на свои огромные ладони, а вслед за ним — все остальные, и принялись копать канаву. Умник Йонас-то копать не переставал...

— Гип!

— Гоп!

И чем яростнее вкалывали, тем больше свирепели, потому что Рокас все не возвращался и не возвращался.

— Ничего не выйдет, Умник Йонас.

— Так нельзя!

— Придется твоего сыночка ремнем крестить... штаны снимем, да ума прибавим!

— Бог в помощь. И я вам посодействую, — ответил Умник. — Не нахожу управы, ребята, на этого битюга. И зубами и рогами меня обогнал.

— Весь в мамашу... Сочувствую тебе, брат, — сказал доброволец Кратулис.

Прошел час. Два. Злость испарилась. Вернулась тревога. Может, медянка его ужалила? Может, нет больше нашего Рокаса среди живых? А мы-то его, несчастного, последними словами честим! Солнце-то вот-вот зайдет!

Полезли было землекопы из канавы помочь Йонасу Рокаса искать, но он сам, проклятый, с горки закричал:

— Мужики, погодите! Я живой!

Прибежал Рокас с четырьмя бутылочками да двумя селедочками в руках. Йонас Кулешюс, дескать, прийти не может, Марцеле от Пранукаса не отпускает. Обязанности крестителя передает Юозасу Кратулису, как старейшему из всех босяков, если не считать Умника Йонаса. Так что выпейте, мужики, по словам Горбунка, за здоровье Рокаса Чюжаса, чтоб легко ему было на земле жить и в пекле маяться, а Костантасу Крауялису, благодетелю нашему, да суждено будет в раю болотную жижу рыть и конца болота не находить. Вовеки веков аминь!

— Поросенок, ты уже нагрузился?

— Прости, папенька. С Кулешюсом в сенях одну бутылочку раздавили, — и, стукнув бутылочку о бедро, вышиб пробку и сунул горлышко отцу под нос.

— Что с тобой поделаешь... — вздохнул Умник. — Будь человеком, сынок... Не будь вором и не будь артистом... И, отмерив ногтем свою долю, запрокинул бутылочку.

— Какой есть — такой есть! Пейте, землекопы, за своего крестника и Пятраса Летулиса, моего друга! Он живой! Чует мое сердце!

— Тс-с! Не кричи! Бабы услышат!

— Дело говоришь. Устроят нам головомойку!

— Будь здоров!..

— Будь силен при лопате и при девке!

— Не приведи господи заболеть!

— За друга головой ручайся в беде!

— Зря словами не кидайся, что думаешь — держи за зубами.

— За твое счастье, землекоп свежеиспеченный!

— А что такое счастье, дяденька?

— Не знаю, братец. Только присказку своего отца в голове держу: «Счастлив тот, кто счастья не ищет».

— А мой папаша поговаривал: «Кому счастье суждено, тот и на печке найдет».

— Рокас, больше не пей!

— Буду, папа. Мой сегодня праздник!

— Пьют волы, пока не напьются, пьют землекопы — пока не выпьют!

— Ух ты, хороша!

Путешествовала бутылочка по кругу, пахло болото рожью...

Когда кончилась водка, иссякли пожелания, мужики снова вспомнили про обезглавленный труп. И в этот именно миг из кустов вылез человек с метлой на плече.

— Бог в помощь!

— Подходи поближе, добрый путник!.. Тьфу! Да это же Тамошюс Пурошюс...

— А что? Может, одного пьющего безработного вашей компании не хватает?

Как-то не по себе стало босякам. Затихли все.

— Чеши мимо, Иуда!

— А кого я выдал, Рокас Чюжас?

— Не выдал, так выдашь.

— На воре шапка горит? — Пурошюс вдруг сел верхом на метлу и заржал: — И-го-го! Не бойся, ворон ворону глаз не выклюет.

У Рокаса от злости потемнело в глазах. Сам не почувствовал, как закричал:

— Много ли золота Кернюте цапнул, раз такой веселый?

— Столько же, сколько ты серебра Блажиса — из проруби Микасе!

У Рокаса Чюжаса дух захватило, а Пурошюс, раззадорившись, валил дальше, подражая голосу Бенедиктаса Блажиса:

— Не огорчайся, сыночек! И краденое золото, и краденое серебро — один черт. Может, поддержишь мне компанию? Может, поскачем вдвоем на одной кобыле сегодня в пекло? Видишь, как моя кобыла вертит хвостом? Тпру, ведьма!

— Чего ты хочешь от нашего Рокаса, старый вор?

— Совет хочу вашему крестнику дать, Альбинас, чтобы ближнему своему не завидовал!

— Скачи на метле, черт, пока зубов не проглотил!

— Не пужай, Альбинас! Не будет своих зубов — чужие вставлю. Стану, как господин Крауялис. Много золота во рту, много песка в заду!

— Раздавить тебя мало, полицейская гнида! — закричал Кибис, давясь смехом.

— Воля твоя, Альбинас.