– Куда тебе в город?! Сиди уж! Полезешь опять куда-нибудь…Чудом спасся, так сиди!

– Не век же мне здесь жить! – бурчал Шурка.

Ехать в город было, конечно, страшно. Чудилось, за каждымуглом подстерегает его синеглазый и смертельно опасный товарищ Виктор, Мурзик.Выходило, каким-то чудом Шурку всегда спасала от него гулящая девка Милка-Любка– спасала из давней симпатии к его сестре, Саше, которой когда-то рассказывала,как приворожить жениха. Сестра кое-что поведала Шурке об этой древней исмешной, но столь печально закончившейся истории. Только ведь Милка-Любка ненанималась в охранники Александра Русанова, а Мурзик, такое впечатление,непременно хотел с ним разделаться. Страх держал Шурку в Доримедонтове… однакотеперь страх же и выталкивал его отсюда в город.

Энск большой. Там есть где отсидеться. Там проще спрятатьсяот Мурзика, чем в Доримедонтове – от Настены, которая, чудилось Шурке, кружиланад его душой и плотью, словно черная вороница с жадно раскрытым клювом. И онмог бы об заклад побиться, что души его она не столь уж жаждет – именно плоти,плоти его, несозрелой, юношеской, алкала она, вожделела, словно некаябиблейская блудница, искушающая праведника.

Шурка диву давался, как никто из родных ничего не замечает,не чует. Однажды, еще давно, во время своих репортерских блужданий срединарода, он сделался свидетелем ссоры двух баб: одна ревниво винила другую, чтота пристает к ее мужу, и визжала истерически:

– Ишь, прилипла, чуть в мотню ему не вскочит!

Так вот теперь Шурка чувствовал: Настена ежеминутно,ежесекундно готова, грубо говоря, именно что вскочить ему в мотню и жаднопопользоваться всем тем, что могла там обнаружить.

Шурка боялся ее!

Ему всегда нравились маленькие дамы и барышни (как говорятфранцузы, subtil, minuscule) – изящные блондиночки вроде Клары Черкизовой илипикантные брюнеточки вроде приснопамятной Станиславы Станиславовны. ОднакоКлара была любовницей отца, ну а со Станиславой Станиславовной дела обстояливообще клинически. К тому же после той переделки, в которую Шурка угодил наОстрожном дворе, плотские томления как-то отступили на второй, а то и на третийплан. Но рядом с Настеной… даже не рядом, а при одном взгляде, украдкой на нееброшенном, даже при звуке ее голоса, раздавшегося вдали, Шурка ощущал своепроснувшееся естество, и ему стоило огромных трудов обуздывать вожделение,которое он считал постыдным и неуместным.

Да она старше его! Старше чуть не на десять лет! Она вышеего ростом! Выше на полпяди, не меньше, шире в плечах! Налитая, тугая – неущипнешь! Большеглазая, с решительно сжатыми губами… У Настены были крупныеладони с длинными пальцами, сильные ноги, сильная высокая шея и так отважноразвернутые плечи, словно молодая женщина непрестанно бросала кому-то вызов. Ипри этом она была нежная, словно трехдневный цыпленок, а нежнее этого существатрудно что-то вообразить.

Но невозможно, нет, невозможно! Все сразу узнают, чтомолодой барин спутался с деревенской бабой. И ладно бы хоть с девкой, а то сдавным-давно распочатой, вдобавок со вдовой… Тетя Оля в истерику вдарится… Акакую гримасу скорчит сестрица! Отец, может, и глянет понимающе, но посоветует(Шурка отчего-то наперед это знал), что лучше уж с городскими шлюхами наукустрасти нежной проходить, чем на сеновале ерзать с этой кобылицей, от которойнесет назьмом.

Она и впрямь была похожа на золотистую, сильную,стремительную кобылицу с развевающейся по ветру гривой, но никаким назьмом отнее не несло. А пахло от нее смородиновым листом – и женщиной. Алчной женскойплотью пахло!

Но нет, нет, баба же, черная кость! Голубая кровь Эжена ЛеБуа, настоянная на поколениях французских аристократов и, может статься, дажекоролей, так и кипела возмущением. Да не бывать тому, чтобы какая-то бабаодолела его! Позорно уже то, что она взяла такую власть над его плотью, нопомыслы его, пламенно уверял себя Шурка, от нее свободны.

Изыди, сатана!

Ночами, особенно когда родные уехали наконец в город, Шуркалежал без сна в своей комнате (под портретами Лидочки и Эвочки, которыекогда-то, двадцать или даже больше лет тому назад, именно в этой комнатебесились обе, одна другой пуще, вожделея молодого и обворожительногоКонстантина Русанова, готовы были горло друг дружке за него перегрызть!),поглядывая на задвинутую изнутри задвижку, на которой играли блики лунногосвета, и чувствовал тихое дыхание Настены, доносящееся из коридора. Иногдадверь вздрагивала, и он весь сжимался от страха и смешанного с ним вожделения.Порою он слышал шаги внизу, под окном, и разрывался между желанием затворитьокно и одновременно – выпрыгнуть туда, чтобы угодить в крепкие руки Настены.Разум Шурки возмущался тем, что Настена только и хочет завладеть им, поработитьего – других желаний не может быть у такой сильной женщины, – а вся плоть егостремилась к слиянию с ней. Но стоило днем им попасться друг другу на глаза,как словно стена вырастала между ними. Равнодушное, снисходительное выражениеприлипало к лицу Шурки, холодная гордость туманила взор Настены и кривила еегубы, и они отводили, отводили, старательно отводили глаза друг от друга, итолько ноздри их предательски раздувались, взаимно ловя запах друг друга,словно они были зверьми разных пород и никак не могли понять, враг или другрядом.

«Надо уехать, – думал Шурка. – Надо уехать! Надо вернуться вредакцию, на работу. Надо навестить Охтина…»

Нет, ехать нельзя, там Мурзик.

Нет, оставаться нельзя, здесь Настена!

Он рвался между этими двумя «нельзя», а между тем летосменилось осенью, столь же дождливой, как лето, и крыша в старом доме начала тотам, то сям протекать, и две служилые бабы, одна кухарка, другая горничная,шастали денно и нощно с тряпками да тазами, собирая воду с полу. По-хорошему,следовало перекрыть крышу, однако сейчас мужиков с поля сдернуть былоневозможно: спешно убирали урожай, пока все не погнило на корню. Да иперекрывать дом в дожди вышло бы себе дороже. Приходилось ждать окончанияуборки и хотя бы одной сплошь солнечной недели.

Так прошел сентябрь. Размыло железную дорогу, и Русановыприезжать перестали. На извозчиках, чай, из города не наездишься! «Шурка, ну тыуж досмотри дом, – писал отец, – все-таки это ваше с Сашкой родовое гнездо. Такчто дождись, пока Настена крышу наладит, а потом, если хочешь, возвращайся.Поговори с Настеной, она найдет или оказию в город, или сговорится с кем-то,кто тебя отвезет. Но сначала с крышей разберись!»