– Идиот, – припечатал Бутч ещё раз. – Арку приняли на совете только осенью. Кто будет оформлять все патенты разом? Блау ждал, пока проект портала согласуют.

– Предположим, – нахохлился Райдо. – Но это не отменяет того факта, что девчонка…

– … тебя не касается, – мягко закончил Таджо железным голосом. – Больше никаких запросов в гильдии, никаких внутренних расследований за спиной пятерки, никакого интереса к сире… ты проявлять не будешь.

Райдо вскинул голову, как норовистый райхарец.

– Не будешь, – повторил Таджо с нажимом. – Я внятно объяснил?

– …или? – откашлявшись хрипло спросил Райдо.

– Или ты вылетишь отсюда.

Сяо втянул голову в плечи и задержал дыхание, ожидая неминуемого взрыва.

– Ты… меня… ты… ради какой – то…твари…

– Заткнись, – Шахрейн бросил устало, и потер глаза.

– Ты променял меня на…

– У них есть лекарство.

Взгляды всех присутствующих в кабинете скрестились на Бутче.

– Точнее они могут попытаться создать его…

– Не так много тех, кто готов ввести в род кого – то с проклятием, – прогудел Бутч, – и ещё меньше тех, кто может обещать что – то… не гарантировать, но… хотя бы попытаться…

Малыш думал очень быстро – очень, и пересматривал все известные ему до этого факты.

– Маленькая леди – неприкосновенна, – постановил Бутч.

– Ты даже дышать в ее сторону не будешь, – продолжил Таджо. – До тех пор, пока… они не попытаются…

Райдо протестующе поджал губы.

– Если ты, Райдо, – Таджо развернулся прямо к нм, – станешь причиной того, что что – то пойдет не так… тебе придется искать… другую пятерку.

В кабинете повисла гнетущая тишина, только артефакты под потолком неслышно жужжали.

– Две зимы, Райдо, – продолжил Шахрейн устало. – Ты можешь смирить свой норов хотя бы на две зимы?

– Она подставит нас. Приведет прямо в застенки, сначала использует, а потом подставит, – выплюнул Райдо. – Так же, как её дядя … все твари конченные… я чую такие вещи… вот здесь, чую, – опухшая рука несколько раз ударила по груди. – Девчонке нельзя верить… она не та, за кого себя выдает, Шах, не та! Ты – знаешь!

– Райдо!

– Ладно – этот, – красная опухшая ладонь махнула в сторону Бутча, – свихнулся. Нашел себе замену Айене…

Купол тишины упал на Райдо быстрее, чем Малыш успел моргнуть дважды – и тот просто открывал рот, и ругался, совершенно беззвучно. Таджо переложил свитки на столе, подровняв стопочки, убрал кисти, закрыл тушницу, методично и неторопливо сложил лишнее в ящик, и только через несколько мгновений щелкнул кольцами, снимая плетения.

– Целители душ, – произнес Шахрейн безразлично, прежде, чем Райдо успел открыть рот – точнее открыл и тут же закрыл, щелкнув зубами, и… просто вылетел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью.

Их с Бутчем выпроводили следующими, выдав указания на завтра. Таджо предложил им кофе – Малыш поморщился, вспомнив вкус этой гадости – они вежливо отказались. Оба. Потому что кроме сира Шахрейна пить это мерзкое пойло не способен решительно никто.

Под этим небом.

* * *

Таджо молчал. Тихо развел огонь на маленькой кухне, активировав артефакт. Выбрал правильную джезву, насыпал правильного песка – только на пустынном можно приготовить хороший кофе. Молчал, когда выбирал зерна и тщательно выставлял помол. Отмерял соль и специи по мерным пиалам.

Молчал, и чуть не пропустил момент, когда нужно снимать – как только сверху заклубится пенка. И… выругался, когда обжег пальцы.

И вылил весь кофе. Потому что варить нужно думая о напитке, о том, что готовишь и какие мысли вкладываешь. А он – думал о девчонке Блау. Не о том, как сбивчиво и немногословно благодарил Бутч. За поддержку.

– Поддержку, – Шахрейн растер щеки и опустил руки на стол. Мысли, которые приходили в голову были совершенно безумными даже для него. «Затосковали по южным цветам вы, бросили службу, отшельник, скитались вдали… только уйдя из Столицы за тысячу ли, вдруг зарыдали по северным травам…» – повторил он про себя несколько раз.

Нужно будет спросить у дядей, кому они отдали дневники матери, и как посмели. Ведь где-то же девчонка прочитала и запомнила эти стихи?

Любимые стихи его матери.

Зал на мужской половине был впечатляющим – в несколько раз больше нашей главной гостиной. Возможно, это было оправдано – если судить по числу Кораев… они собрали половину всех молодых мужчин подходящего возраста в одном месте, но… с праздничными алыми лентами, повязанными на лацкан традиционных кафтанов – только семеро. Женихи?

Алое платье – алые ленты – алые украшения. Более откровенно заявить о том, что будет происходить здесь сегодня вечером – нельзя.

Я перешагнула порог и, спустившись со ступенек, выпустила руку сира Зу. Седая голова склонилась в почтительном поклоне – дальше я пойду одна.

Зу перехватил меня в коридоре – на середине пути, отправил слуг назад взмахом руки, и начал инструктировать, понизив голос.

– Не спорьте с Главой, госпожа. Сегодня – ни по каким вопросам, – добавил он с нажимом. – Соглашайтесь. Иногда, когда утренние лучи позолотят край неба, то, что казалось мраком вечером – это всего лишь время перед рассветом…

– Самый темный час, – прошептала я в ответ, и легкая ткань кади шелохнулась от дыхания.

– И… благодарю, госпожа… засахаренные орехи – превосходны… редко кто вспоминает о вассалах…

Я опустила ресницы вниз – принимая и благодарность, и – совет, возможность проверить ценность которого мне представится в самое ближайшее время. Иногда нужно обращать внимание не на сказанные слова, а на те, что так и не прозвучали.

Зал делился на несколько частей – нижняя зона, где на импровизированной сцене извивались танцовщицы в легких шароварах – их ткань была такой прозрачной, что каждый изгиб смуглых тел, натертых маслами, переливался в отблесках светляков; альковы со шторами, расположенные равномерно по всему периметру, и – верхняя зона. Пять ступенек вверх, где, утопая в горе подушек, на мягких циновках в полном одиночестве восседал Глава рода Корай.

Низкий столик с закусками, пузатые бутылки, фрукты, и – кальян, украшенный золотым орнаментом, трубку от которого старик то и дело подносил к губам.

Темные прищуренные глаза, смуглая, задубевшая на ветру кожа, с резкими морщинами, волосы, распущенные по плечам – примесь соли с перцем, я затруднялась сразу определить возраст, но сир Джихангир вел дела ещё с моим дедом и уже тогда был Главой. Если так – старик очень хорошо сохранился.

Чем ближе мы подходили – евнухи вели меня медленно и почтительно – тем плотнее становилась неподвижная пелена дыма, повисшего воздухе. Как плотные облака из опиатов.