– Мой человек победил, – сказала кнесинка Елень.Никто больше не пожелал ей возражать. Божий Суд совершился.

Солнце клонилось к закату, касаясь лесных вершин. Поездневесты вновь двигался вперёд по Старой дороге. Угрюмцы не предъявляли обид. Ив справедливости суда не сомневались. По крайней мере вслух. Но распростились сгалирадцами и кнесинкой безо всякой приязни. Глазастые молодые воины дажерассмотрели, что где-то там стояло в плетёных корзинах нечто съестное и, судяпо запаху, вкусное. Но до угощения, которым предполагалось отметить изгнаниедуха колдуньи, черёд не дошёл. Лесное племя скрылось в чащобе, растворилось вней, как и не бывало его. Наверное, теперь долго не высунется, хоть самЦарь-Солнце мимо них проезжай.

– Не много и потеряли! – в один голос заявилиМал-Гона и Эртан, начинавшая помалу оживать. – Трясинные, тьфу!.. Чтовзять с них!

Остальным, не исключая и Волкодава, было неуютно. Так себячувствуешь, когда, заглянув в малознакомый дом, застаёшь безобразную свару.Вроде и ни при чём ты, а на душе гадко.

Решено было в этот день ехать допоздна: нападения харюков неочень-то опасались, просто… просто так было лучше, и всё.

Юные ратники подходили с намерением похлопать Волкодава поплечу, но, оказавшись рядом, своё намерение оставляли («ты… да… это… здорово тыего!.. Ну ладно…»). Волкодав хмуро отмалчивался. Случись ему заново воевать сИтерскелом, он проделал бы всё то же самое. Без колебаний. Женщина с мальчишкойостались живы. Это было хорошо. Больше ничего хорошего в случившемся он ненаходил. И вообще ему всё это не нравилось.

– Ты будешь меня учить, когда станем жить вВелиморе? – спросила кнесинка Елень.

Он ответил:

– Как пожелаешь, госпожа.

Девушка опустила голову, задумалась.

– Ты не челядинец мне, Волкодав, – неожиданносказала она. – Ты можешь остаться там при мне, а можешь уехать. Уедешьведь, а?

Откуда было знать венну, каких усилий стоили ей эти слова.Но выговорила, и навалился такой беспросветный ужас, – а вот возьмут даокажутся сказанные слова правдой!.. – что кнесинка, точно спасаясь,ухватилась за руку Волкодава. И только потом смекнула торопливо нагнуться,поправляя якобы сбившийся сапожок.

Телохранитель ответил спокойно и просто:

– Как будет для тебя лучше, так и сделаем, госпожа.

Девушка заставила себя убрать руку и решила переменитьразговор:

– А вот скажи, тебя можно вообще победить? Или что?

Волкодав улыбнулся. Совсем иначе, чем на поляне. Близнецыжадно слушали, держась позади. Когда-нибудь и они будут драться не хуженаставника.

– Ещё как можно, госпожа, – сказал Волкодав.

Он долго путешествовал вместе с Кан-Кендарат. Жрица БогиниМилосердия и в мыслях не держала требовать платы с тех, кому помогала, ноподаркам не было переводу. И всё бы путём, но жить нахлебником Волкодав отказывался.Он считал себя мужчиной, обязанным кормить и спутницу, и себя. Когда онигде-нибудь останавливались, он из кожи лез, стараясь наняться хоть вышибалой вкорчму. А даже в самом грязном придорожном саккаремском кабаке это можно былосделать не иначе, как только выкинув вон уже нанятого молодца. Ох и приползалже он чуть не на четвереньках к Матери Кендарат. «Как это он меня? Объясни…»

– И этот… Итерскел… он тоже мог? – зановосодрогаясь, спросила кнесинка Елень.

– Нет, госпожа. Этот не мог.

– Я сейчас был у своих и по дороге слушал, о чёмговорят люди, – вмешался Дунгорм, шагавший у бортика повозки. –Половина войска клянётся, что разделалась бы с тем юношей так же легко. Развечто, мол, не мотали бы его взад-вперёд, а уложили сразу.

– Ха! – по-кошачьи фыркнула со своего сиденьябабка Хайгал, правившая конём. – Как говорит мой народ, когда орёл ужеунёс козлёнка, всякий скажет тебе, что мог его подстрелить.

Дунгорм с интересом поднял на неё глаза, что-то соображая.

Волкодав промолчал, и кнесинка воспользовалась егомолчанием, чтобы снова тронуть телохранителя за руку:

– Это так? Что скажешь?

Волкодав покачал головой и ответил без особой охоты, ночестно:

– За велиморцев не поручусь, но в твоём войске,государыня, он изуродовал бы почти любого. Кроме пяти-шести дружинных и твоегородственника, Лучезара Лугинича. Он был настолько же сильнее меня, насколько ясам – сильней женщины.

– Но-но, не очень там, – раздался из повозкинедовольный голос Эртан. – Женщины есть всякие, венн! Погоди, встану наноги, сам убедишься.

Он хмыкнул в ответ:

– Раздумала помирать…

– Ты же руку ему сломал, – напомнила кнесинка.

Волкодав пожал плечами.

– Сломал. Я стоял за доброе дело, госпожа.

Кнесинка помолчала некоторое время, потом заметила:

– Боги редко помогают тому, кто сам ничего не умеет.

Нянька снова встряла в беседу:

– Бывает, Они направляют умельца на выручку неумехам.

Спасённая знахарка спала в уголке повозки, между ранеными,свернувшись комочком и чуть не с головой укрывшись овчиной. Когда кончилсяБожий Суд и Волкодав подошёл вывести её из круга, она не смогла подняться сколен – венн унёс её на руках. Она что-то быстро и бессвязно говорилапо-вельхски и по-саккаремски, целовала руки кнесинке и Илладу, пыталасьцеловать Волкодаву. Когда её накормили, дали одеяло и велели забираться вповозку, она скрючилась в уголке и немедленно уснула. Глухим сном доведённой докрая души. Мальчишка изо всех сил старался быть взрослым. Он шёл у колеса,посматривая на лошадей. Когда он протянул руку к морде Серка, жеребец сразупризнал в нём уверенного лошадника и головы не отдёрнул. Паренёк потёрся щекойо тёплую щёку коня – повадка всадника из Вечной Степи – и впервые за целый деньулыбнулся.

– Позволь спросить тебя, добрая прислужница, – обратилсяДунгорм к старой Хайгал. – Когда государь Глузд Несмеянович только-толькораспростился с моим господином и покидал пределы Ограждающих гор – у вас вГалираде их называют Замковыми, – из потаённой долины вышел поклонитьсягосударю некий народ. Там были мужчины и женщины, и женщины одевались вточности как ты. Не состоишь ли ты, часом, в родстве с этими горцами?

– Ха! – вновь воскликнула нянька, на сей разсамодовольно. А кнесинка пошарила рукой на груди и вытащила наружу плоскийкожаный мешочек на потрёпанном ремешке. – Это и был мой народ, знатныйпосланник, – продолжала старуха. – Я родилась там, в благословенныхгорах, за Препоной. Только орлы и симураны вьют там свои гнёзда. И мы,ичендары!

Волкодав не первый день жил на свете и знал, что всякийкулик склонен прославлять родное болото. Но как можно хвалить горы, этого онискренне не понимал. Не далее как завтра должны были проглянуть в небесахзаснеженные вершины, которые его племя называло Железными. Никакой радостивенну это не внушало.