— Три! — сокрушенно объявил крупье.

«Не придет!» — ужаснулся Фомин и к великому облегчению персонала стал ставить немыслимые комбинации. Но продолжал выигрывать. Не-придет-не-придет-не-придет, стучал шарик, даря ему выигрыши. Он пил, и бросал фишки, не глядя, в сторону поля, а они приносили ему новые и новые деньги.

В какой-то момент, возможно, под утро, появилась Вера в компании мужа, и тот украл у него удачу, избавиться от которой Фомин уже и не чаял. Придет, облегченно понял он, и они долго и замысловато «веселились» сначала за столом, потом в зале для стриптиза, потом в кабинетах с Саломеями и семью покрывалами… потом еще где-то.

Доктор не сразу вычислил Фомина. В казино ему сказали, учтиво, но непреклонно, что на такие вопросы здесь не отвечают, но он чувствовал, что Фомин был тут, и напустив на себя вид скучающего бездельника продолжал расспросы, как бы между прочим, у обслуги — за ломберным столом, за рулеткой, за стойкой бара. Официант, приняв заказ, слегка разговорился: был такой рыжий, но ушел. Куда, с кем — знать не знаем, и не желаем, не школа. Мимо носа халдея проплыл стольник с лукавым Франклином. «Но спросите у штрипок… /Франклин уплыл в неведомые глубины/… он возле них крутился». Пришлось Доктору посмотреть еще и убогую стриптизную программу, подержать на коленях всех девочек из strip-teamи развесить на их трусиках купюры, чтобы освежить их память.

— Но вы правда его друг? — спросила его Аня, студентка из Подольска, у которой грудки задорно торчали, розовыми поросятами, вверх и в стороны. — А то он хороший!

— А этот, как вы выговорите… Ефим? — он до этого здесь не появлялся?

— Не-а… может, раньше и был, я здесь месяц всего…

Анечка хлебала суп, девочек держали на скудном пайке и она торопилась воспользоваться любопытством Доктора. От фруктов и мороженного она отказалась, и так холодно — «супа хочу, борща!..» Стриптизерки или «штрипки» долго здесь не задерживались — два, три, максимум четыре месяца и они уходили искать лучшей «Долли».

— А его спутница? Как её звали, кстати? Не Вера?

— Не знаю, пепельная такая, губы лиловые… Нет, тоже не помню, чтобы была.

— Она нюхала?..

Анечка стеклянно уставилась на него, Доктор пододвинул к тарелке еще одну купюру…

— Это сверх всего! И за два последних вопроса.

— Да, нюхала. А кто сейчас не нюхает?!

— Естественно. И его спутница?

— Андрона? Не-а… она другая.

— Красивая? Как та?

— Понимаете… — Аня покраснела неизвестно от чего, может, от горячего украинского борща. — Они обе в своем роде. Но пепельную я могу представить здесь, у шеста, да где угодно! А вот ее… не знаю…

Представить можно все, подумал Доктор, но вот то что происходит на самом деле, представить порой действительно невозможно.

— Так все-таки он что-нибудь еще говорил, уходя?.. — Доктор пристально посмотрел на Аню, придавив ногтем нос Франклина на бледно-зеленой сотенной купюре.

— Не-а, он был такой странный… и ушел внезапно. Они стол сняли.

— То есть, выиграли? Он?

— Сначала он, а потом эта парочка… и довольно много.

— Хорошо, Аня. Вот вам мой телефон, вот телефонная карта, как только кто-нибудь из них четверых появится здесь, сразу же звоните мне. Немедленно! И я вам дам тысячу долларов. Вы поняли?

— Тысячу? — ахнула Аня. — Да я и так…

— Не надо так, он стоит больше!

— Я это сразу поняла. Он такой бедный!.. — У Анечки навернулись слезы. — С ним что-нибудь будет?

— Поживем — увидим! Главное, не забудьте позвонить!

Доктор бросился на поиски.

Огромная, как вагон, машина резко затормозила рядом с ними, испугав старуху попрошайку, дверь распахнулась и грубый голос спросил из глубины салона:

— Куда?

— Все туда же! — ответил Ефим, втискивая Фомина на заднее сиденье.

«Марсо» — отразилось красным неоном на стекле закрывающейся двери машины. В салоне сильно пахло чьей-то бедой и погоней. «Она!» Неверным сознанием, он ухватился за эту мысль.

— А где Мария?

— Сейчас будет тебе и Мария, и Иосиф, и хлев с яслями! — сказал Ефим.

— Газу! — приказал он водителю, и Фомина вдавило в спинку сиденья.

Машина рванула с места, словно самолет на взлете. Последнее, что он помнил — Вера повалилась на него на крутом повороте и хохотом губ закрыла ему рот, он задохнулся…

— Готов?

— Да он всегда готов, давай!

— А если опять?

— Дав-вай, говорю! Что ты еще можешь придумать?

— Я — ничего, а вот…

— Вот и жми!

Слова эти бессмысленным каламбуром вошли в его сознание, он открыл глаза, но не от этого, а от визга Ефима и Веры, которые, наклонившись вперед, превращались в хищных птиц, теряющих оперение, так стремительно было движение. Или это кружиться его голова?.. Он пытался бороться с ее тошнотворным вращением.

Потом словно ошметки полетели в разные стороны с переднего сиденья.

«Что они делают?!» — ужаснулся он кровавому месиву. Его вырвало.

— Жми-и! — звенел в ушах истошный визг.

И что-то действительно жало ему на живот. И все…

20. Бульвар раз, бульвар два…

Красная, страшная, как зрак в ночном лесу, луна все той же бедой, что в машине, навалилась на него и её черная трехпалая рука тянулась последним приветом к горлу, сжимая…

Он проснулся. Луна в окне лила зловещий красный свет, наполняя ужасом его душу. Он попробовал еще раз проснуться. Не получилось. «Я не сплю?!» — взмолился он, и увидел белый лист бумаги. Понял, что только это