Три года выдерживал Лажу этот маскарад. Чуть ли не каждую неделю получал он список вопросов и быстро на них отвечал. Таким образом, германская разведка вроде как могла поздравить себя с получением самой свежей информации, а работники французской контрразведки посмеивались, уверенные, что водят противника за нос.

«По мере того как вопросы становились все более четкими по форме, давать на них ответы, которые поддерживали бы обман и предотвращали возникновение подозрений, становилось все труднее, — признавалось впоследствии Второе бюро французского генерального штаба. — Лажу, как доверенный агент иностранной державы, собрал массу ценных данных о военном деле и шпионской системе этого государства (Германии), которые и сообщил нам. Когда противная сторона заметила, что ответы становятся все более туманными, и в то же время нескольких ее агентов во Франции арестовали, Лажу перестали доверять или открывать перед ним карты».

Легко доказать глупость бесплодных козней, и мы можем предположить, что компрометирующие Лажу аресты во Франции необходимы были лишь в том случае, если виновные вообще были нужны. Это своего рода неизбежность в карьере такого ценного и опытного шпиона, как Лажу. Чем успешнее он действовал, тем более очевидным становилось то, что его двурушничество будет раскрыто. Если бы его сторонники в Париже заботились лишь о его прикрытии, они осмелились бы использовать лишь очень немногое из того, что им передавалось. В результате его обман в отношении германцев обесценился бы до такой степени, что его сохранение больше не имело бы смысла.

Вместе с тем использование переданных им сведений вызвало бы такое же обесценивание, насторожив против Лажу его немецкого работодателя. Лажу, как говорят, был слишком горяч. Для современного американского преступного мира конфедерат «горяч», когда привлекает к себе сосредоточенное внимание полиции и газетчиков, а особенно министерство юстиции. Пылкий патриотизм Лажу для французской разведки становился слишком опасным. Оставался лишь единственный естественный способ решить проблему — отправить его в мусоросжигательную печь, где Лажу сгорел бы дотла и стал бы безопасным.

Несмотря на почти шестилетнюю преданную службу и отличные аттестации, Лажу пришлось уйти в отставку, потому что он слишком много знал. Вдобавок всегда существовало опасение, что он двойной шпион, решивший работать не на французов, а на хитроумного и щедрого Кюрса. Также имелись сведения, что Лажу встречался со знаменитым германским шпионом в Люксембурге, и французская разведка, которая вела слежку за обоими, пришла к выводу, что Лажу сильно скомпрометировал Второе бюро, дав понять, что он один из его сотрудников.

Посему Лажу предложили смириться со вторым почетным увольнением из французской армии. Он мог рассчитывать на единовременную выплату в размере трехмесячного оклада, но в дальнейшем должен был устраиваться сам, причем его бывшие начальники выразили горячее желание, чтобы он ничего не рассказывал, ничего не писал и вообще исчез «с поверхности земли». Ему жестко дали понять, что о дальнейшем служении в разведке не может быть и речи. Никто не предложил пристроить Лажу куда-нибудь в приличное местечко или хотя бы уволить с пенсией, которую он по всем понятиям заслужил.

Именно в это время — 16 ноября 1896 года — Пикар был отправлен в Тунис и начальником Второго бюро стал майор Анри. Ему не давало покоя, что Лажу известно многое, что могло бы причинить неприятности ему самому и другим высоким чинам разведки. А когда Анри терял покой, он был способен на самые необдуманные и пагубные действия. Руководимый им отдел, столь многим обязанный Лажу, взялся за гнуснейший шантаж и клевету. Перед всеми, кто стоял за Лажу, его выставили как обманщика, пьяницу и алчного вымогателя. В Брюсселе в его квартиру, пользуясь отсутствием хозяина, проник французский агент и выкрал его личные бумаги. Это было сделано с той целью, чтобы изъять некоторые подлинные документы, которыми шпион мог бы воспользоваться для разоблачения из-за желания отомстить кому-то либо из-за нужды. Но даже этот удар не удовлетворил Анри, эмиссары которого попытались убедить мадам Лажу оставить мужа и начать бракоразводный процесс, пообещав ей щедрое вознаграждение. В парижской прессе она должна была заклеймить мужа как негодяя и предателя.

После того как его жена отвергла их гнусное предложение, Лажу арестовали, применив хитрость. Два полицейских агента заявились к нему, якобы для сопровождения на свидание с генералом Буадефром, с которым он как раз перед тем говорил по телефону. Лажу согласился и был препровожден в учреждение, оказавшееся приютом Святой Анны для душевнобольных. Здесь Лажу продержали неделю, но отпустили, так как врачи признали его совершенно нормальным. В платежной ведомости французской разведки для него не нашлось места, только для агентов, чтобы преследовать несчастного бедолагу. После счастливого освобождения из приюта он бежал в Геную; но французы, «предупредив» итальянские власти о том, что их визитер опасный сумасшедший, постарались сделать его пребывание в Италии невыносимым.

Наконец, после переговоров, в которых угроза и страх имели не последнее значение, Лажу убедили, что самое лучшее для него — взять предлагаемый билет третьего класса до Южной Америки. Майор Анри, у которого на совести был крах Дрейфуса, травля Пикара и ряд подлогов для спасения изменника Эстерхази, не сумел найти предлога для ссылки Лажу в Кайенну. Но когда в конце 1897 года бывшего шпиона посадили в Антверпене на пароход, шедший в Сан-Пауло, в Бразилию, начальник французской разведки и его подчиненные были близки к цели.

Влияния, виновные в провокации великой мировой войны 1914–1918 годов, обуславливались дурной наследственностью и крайне дурным характером от рождения, как у некоторых преступников. В середине XIX столетия имперские стремления уцелевших Бонапартов и лагеря Бисмарка — Гогенцоллернов преследовали друг друга, попеременно добиваясь успехов с той или иной стороны. Когда пруссаки и их союзники одержали дерзкую победу, французы зализали раны, притихли и успокоились, чтобы медленно начать закипать от негодования и желания отомстить. А поскольку теперь нам предстоит узреть побежденную Германию, становится очевидным, что после Франко-прусской войны должна была начаться еще одна война. Начиная с XVII века французская армия неизменно выходила победительницей из всех сражений. После крушения Второй империи Бисмарк пытался изолировать Третью республику; и контрразвитие франко-русского союза послужило созданию железного кольца вокруг Германии. Но на деле события шли по определенному принципу, и все эти дипломатические стычки и нападки, вроде борьбы и шпионажа, являлись не столько причинами Первой мировой войны, сколько неотъемлемой составляющей периодического перемирия.

В конце концов экстраординарные политические изменения 1890–1910 годов привели Британию, Россию, Сербию, Италию, Румынию и, наконец, американскую армию на европейское поле битвы на стороне Франции — беспрецедентную в современной военной истории коалицию. Весь континент пресытился легендой о крестовом походе Германской империи. Несокрушимая военная машина кайзера фактически действовала по всему миру; и никто не сделал больше, чтобы насаждать это или вербовать будущих противников, чем сами германцы. Даже постштиберовская секретная служба Германии сохраняла свою роль универсального пугала наравне с регулярным бряцанием оружием.