Состоявшаяся во второй половине дня поездка вПарчман особого удовольствия ее участникам не доставила. Устроившись справа отсидевшего за рулем Адама, Гарнер Гудмэн все время рассуждал о стратегии защиты.На выходные он обещал вернуться в Мемфис, чтобы провести там три последниеперед казнью дня. Доктор Суинн, психоаналитик, оказался мрачным, с густыми,растрепанными волосами человеком в строгом черном костюме и темных очках. Поддержатьхотя бы светскую, ни к чему не обязывавшую беседу он был не в состоянии и напути до тюрьмы не проронил ни слова. Видя в зеркальце развалившегося на заднемсиденье мрачного врача, Адам испытывал легкую досаду.

* * *

Освидетельствование должно было проходить воборудованном по последнему слову техники тюремном госпитале Доктор Суиннлаконично проинформировал Адама, что ни он, ни Гарнер Гудмэн присутствовать вкабинете не будут. Обоих юристов это полностью устраивало. У ворот ПарчманаСуинн пересел в микроавтобус, который тут же скрылся в глубине территории.

Предыдущая встреча Гудмэна с Манном имеламесто много лет назад. Приятели пожали друг другу руки и предалисьвоспоминаниям. Имя Сэма в беседе не фигурировало. Адам воздал должное их такту.

Покинув офис Манна, все трое пересекли стоянкудля автомашин и направились к небольшому павильону позади административногоздания. Павильон оказался уютным ресторанчиком, оформленным в местном стиле.Назывался он “Таверна”. Меню его состояло из добротных, но не слишкомизысканных блюд: обедали здесь чиновники тюремной администрации и вольнонаемныйперсонал. Алкоголя посетителям не предлагали. “Таверна” являлась собственностьюштата.

Они пили ледяной чай и обсуждали будущеевысшей меры наказания. Гудмэн и Манн сходились в том, что очень скоро смертнаяказнь станет рутинной практикой. Верховный суд страны, давно перешедший напозиции правых, выказывал явные признаки усталости от бесконечных апелляций. Тоже самое, но в еще большей степени, можно было сказать и о судах федеральных.Система правосудия отражала сложившуюся в американском обществе категорическуюнепримиримость к тяжким видам преступлений. Граждане США все реже выражалиприговоренным к смерти свои симпатии, с каждым днем все громче звучали призывыбеспощадно карать насильников, убийц и прочих недочеловеков. И все труднеестановилось найти юридическую фирму, готовую оказывать осужденному на казньуслуги pro bono. Количество таких осужденных росло быстрее, нежели количествоосмеливавшихся взять на себя их защиту адвокатов.

Минут через десять разговор наскучил Адаму.Все это ему приходилось слышать десятки и сотни раз. Извинившись передколлегами, он направился к телефонной будке. “Мистер Фелпс Бут отсутствует, –сказала секретарша. – Если вы Адам, то он просил передать: о Ли – никакихновостей”.

Через две недели в суде будет слушаться еедело. Может, тетя еще объявится.

Пока Дарлен печатала отчет доктора Суинна,Адам и Гарнер Гудмэн работали над текстом петиции. Черновик отчета насчитывалдвадцать страниц, отточенные формулировки звучали как музыка. Конечно, Суинн,как эксперт, был обычной проституткой, продававшей себя тому, кто большезаплатит. Этот тип вызывал у Адама омерзение. Суинн разъезжал по стране,высказывая сегодня одни суждения, завтра – другие, прямо противоположные,руководствуясь исключительно толщиной кошелька своего нанимателя. Однако вданный момент он был куплен ими и с делом своим справлялся, по всей видимости,неплохо. Освидетельствование обнаружило у Сэма активно прогрессирующуюсенильность[21]. Интеллект его деградировал до того уровня, когда человек не всостоянии объяснить или хотя бы понять причину и характер предстоящего емунаказания. При подобном функциональном расстройстве психики исполнениеприговора теряло всякий смысл. Аргумент этот нельзя было назвать неотразимым иоригинальным, но выслушать его суду все же придется. Адам изо дня в деньповторял себе: “Мы ничего не теряем”. Гудмэн высказывался чуточку оптимистичнееи возлагал надежды на почтенный возраст Кэйхолла. “Не помню, – говорил он, –чтобы смертный приговор когда-нибудь исполнялся в отношении человека старшепятидесяти лет”.

Троица, включая Дарлен, проработала почти дополуночи.

В среду утром Гарнер Гудмэн, изменив своипланы, вылетел в Джексон. Полет длился ровно полчаса, Гарнеру едва хватиловремени выпить чашку кофе и прожевать горячий круассан. Взяв в аэропортуавтомобиль напрокат, он направился прямо к местному капитолию[22]. Законодателиотбыли на каникулы, стоянка пустовала. Как и множество других перестроенныхпосле Гражданской войны правительственных зданий, капитолий обращал свой фасадна юг. Гудмэн вышел из машины, полюбовался несколько секунд монументом в памятьгероических южанок и надолго замер у гранитных ступеней лестницы возле кадок сяпонскими магнолиями.

Впервые побывать здесь ему довелось четырьмягодами ранее, в дни, предшествовавшие казни Мэйнарда Тоула. Правил тогда другойгубернатор, речь шла об ином клиенте и совершенно непохожем преступлении. Запериод в сорок восемь часов Тоул зверски расправился с несколькими жертвами, ина симпатию со стороны присяжных рассчитывать не приходилось. Сэм Кэйхолл –особый случай. Сейчас они имели дело со стариком, за которым лет самое большеечерез пять все равно придет старуха с косой. Корни содеянного им зла лежат вдалеком прошлом. И прочая, прочая, прочая. Слова эти Гудмэн твердил себе,поднимаясь еще на борт самолета в Мемфисе.

Возле одной из колонн он остановился и окинулстены восхищенным взглядом. Законодатели штата Миссисипи заседали в точной,хотя и уменьшенной копии здания конгресса США. Средств на отделку не пожалели.Капитолий был выстроен в 1910 году заключенными. Финансировала строительствожелезнодорожная компания, проигравшая властям штата тяжбу в суде.

Ступив в расположенную на втором этажеприемную губернатора, Гудмэн протянул миловидной секретарше свою визитнуюкарточку.

– Губернатора сейчас нет. Вы условились с нимо встрече?

– Не успел. – Он обезоруживающе улыбнулся. –Но поскольку дело не терпит отлагательства, могу ли я переговорить с мистеромЭнди Ларримуром, первым помощником его чести?