Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боль разорвала грудь Фарамунда. Он закричал, ухватилсяобеими руками за волосы. В кулаках остались длинные черные пряди, но и жгучаяболь не смогла пересилить жгучую муку, что жгла сердце.
Но когда он протянул руки к ребенку, молодой Унгардликпокачал головой и сказал очень по-взрослому:
— Рекс, надо спешить в Римбург.
К Фарамунду подвели свежих коней, уже оседланных, готовых кдолгой скачке. А еще один воин, имени которого Фарамунд не помнил, сказалвстревоженно:
— Чтобы успеть хотя бы там.
Один из горожан сказал почтительно:
— Доблестный рекс, вчера в наш град заезжал благородныйТревор. Он сказал, что едет от тебя с вестями для твоей блистательной супруги,что ждет ребенка. Он выехал сегодня утром. Если ты поторопишься, то сможешьнагнать еще по дороге.
Фарамунд прижимал к груди крохотное тельце. Ребеноксчастливо смеялся и пытался ухватить его за бритый подбородок. Слезы текли пощекам Фарамунда и капали на крохотного Клодия, а тот верещал счастливо и махалкулачками.
— Мы остановимся, — ответил Фарамунд сквозьслезы, — и похороним Клотильду.
Он не видел, как переглянулись его верные соратники, какнахмурился верный Унгардлик. Но даже Унгардлик не решился перечить убитомугорем рексу.
Этот день ушел на похороны. Ночью он грыз подушку и заливалее слезами, а на рассвете весь отряд выметнулся из городских ворот, словногонимый демонами.
Маленького Клодия Фарамунд взял с собой. Унгардлик пыталсяотобрать, предлагал везти по очереди, но Фарамунд вцепился в ребенка какбезумный, словно это была последняя нить, связывающая его с миром живых.
Еще одна ночь застала в пути, а к полудню нового дняувидели, как из вязкого, как кисель, тумана медленно проступили гордые стеныРимбурга!
За спиной послышался встревоженный вскрик. Фарамундоглянулся: с юга край неба потемнел, за ними медленно двигалась туча, при видекоторой дыхание остановилось. Тяжелая, как горный массив, грозовая, уже видно,как слабо поблескивают далекие молнии. Ползет низко, чуть ли не ломая верхушкивысоких деревьев. Края черные, как обугленные головешки, странно неподвижные,словно туча монолитная, как гора, только недра темно-лиловые, словно подтолстым слоем черной копоти таится огромный небесный горн с множеством горящихуглей...
— Вперед, — велел Фарамунд хрипло. — Что быэто ни было...
Кони шатались, хрипели, пена летела клочьями, но всадникигнали из последних сил. Фарамунд прижимал спящего Клодия к груди, жадновсматривался в вырастающий город.
В сознание проникли странные звуки. Тяжелые глухие ударымедленно и скорбно плыли по воздуху, продавливали вязкий туман, опускались доземли, поглощались ею, но с высокой башни все бамкало и бамкало в огромныймедный колокол.
Ворота отворили сразу. Он пронесся прямо к дворцу, наверхушке башни человеческая фигурка мерно раскачивала колокол. По кожепробежали холодные мурашки.
Из здания со скоростью надвигающихся сумерек выходилатраурная процессия. Четверо знатных горожан несли гроб, доверху засыпанныйцветами. Сердце Фарамунда дрогнуло и остановилось. Ему не нужно было объяснять,кто лежит в гробу.
Первый порыв ветра обрушился на землю далеко за стенами,поднял облако пыли. Исчезли редкие лужи, их выпила неведомая сила, к городукатило пылевое облако.
Ему показалось, что из тучи смотрят страшные нечеловеческиеглаза. В недрах полыхало ярче, огонь разгорался. Донеслось глухое ворчаниеразбуженного небесного зверя.
К нему подбежали люди, он сказал хриплым голосом:
— Нет. Хороните без меня. Сегодня... кончится все.
Унгардлик соскочил на землю, ухватил повод коня Фарамунда:
— Что... кончится?
— Все, — ответил Фарамунд таким голосом, каким могбы говорить восставший мертвец.
Он слез, ребенка прижимал к груди. Одеяло выскользнуло, оннеловко держал Клодия, тот вцепился в металлическую пластину на груди.
Пыльное облако росло, внезапно закрыло полмира. Он крепчеприжал младенца, прикрыл ему ладонью личико. Удар воздушного кулака пришелся,как ему показалось, прямо в лоб. Он зажмурился, рядом послышался треск бревен.
Когда он побежал по мраморным ступенькам во дворец, заспиной раздался первый настоящий удар грома. Туча словно не двигалась с места,только росла, становилась еще плотнее, лиловый огонь зловеще разгорался. Громгромыхал, не переставая, раскаты сливались, становились громче.
Он пронесся через холл, навстречу попадались люди с белымилицами, что-то кричали, протягивали руки. Под ногами простучали ступеньки навторой этаж. Он выскочил на открытую галерею, туча уже сдвинулась, но Фарамундразличил бешено скачущего всадника, что ворвался через городские ворота,пронесся напрямик к дворцу, спрыгнул с коня и в мгновение ока исчез у входа.
Он ждал, прижимая к груди Клодия. Тот заснул, причмокивал восне, большой палец сунул в рот. В небе грохотало, сверкали небесные мечи, ижуткий звон подков начал сотрясать землю.
На галерею выбежал человек, массивный и коренастый. Солнце счистой от тучи половины неба светило в спину, Фарамунд видел только массивногочерного человека, но в правой руке этот человек держал меч.
Когда незнакомец быстро шагнул к нему, Фарамунд ощутилстранное облегчение. Наконец-то оборвется это страдание, что зовется жизнью. Онуже не может вместить столько боли, столько страдания и вины за погибших из-заего черствости, его дурости,
Человек подошел ближе, Фарамунд невольно вздрогнул.
— Фарамунд, — проговорил Тревор глухимнечеловеческим голосом, — отпусти ребенка... И тогда умрешь только ты...
Меч в его руке начал подниматься. Фарамунд протянул емумаленького Клодия:
— Ты сделаешь для меня благо... Я сам не хочу жить.Тревор, мне худо... Я все делаю не так!.. Вокруг меня гибнут люди... Гибнут помоей вине. Я уже сам себе не доверяю. Тревор, моим наследником я назначаюсвоего сына... от Клотильды — этого маленького Клодия... а тебя прошу быть емуопекуном и наставником. Мне кажется, сегодня мой последний час на земле...Доведи его до трона! Пусть станет первым наследным конунгом франков, чтобы незря было пролито столько крови. И пусть расширяет эту державу дальше.
Тревор отшатнулся, налитые кровью глаза вперились в лицорекса с силой выброшенной вперед сариссы.
— Ты... хочешь, чтобы я воспитывал твоего сына?.. Отслужанки?
— Ты воспитаешь первого наследного конунга, —повторил Фарамунд. — Ему завершать то, что мы начали... А мне жизньгорька. Я не хочу видеть солнце, белый свет!.. Убей меня, Тревор... Это иприказ, и просьба...