– Отлично, – сказала я. – Теперь, Гриффин,исчезни.

Гриффин замялся, потом вошел в кадр зеркала. Посмотрел накоролеву, на меня. Открыл рот, будто хотел что-то сказать, потом закрыл – и этобыло самое умное, что он мог сделать.

Он поклонился и произнес:

– Повинуюсь, моя королева. – И повернулся ко мне:– Еще увидимся, Мерри.

Я покачала головой:

– Зачем?

– Ты меня когда-то любила, – произнес он почтивопросительно, почти с мольбой.

Я могла бы солгать – на мне не было чар, – но не стала.

– Да, Гриффин, я любила тебя когда-то.

Он посмотрел на меня, перевел глаза на кровать с ее шведскимстолом мужчин.

– Мне очень жаль, Мерри, что так вышло.

Слова прозвучали искренне.

– Жаль, что ты потерял меня, жаль, что убил мою любовьк тебе, или жаль, что больше меня не трахнешь?

– Все вместе, – ответил он. – Все вместе.

– Умный мальчик. А теперь уходи, – сказала я.

Что-то мелькнуло на его лице, похожее на страдание, и явпервые подумала, что, может быть – только может быть, – он понял, что поступилнеправильно.

Он открыл дверь, шагнул наружу, и когда дверь за нимзакрылась, я поняла, что он ушел. Не просто ушел в том смысле, что его не будетрядом. Он перестал быть для меня моим милым, перестал отличаться от других.

Я вздохнула и снова привалилась к стенке. Китто подвинулсяближе, подсунул под меня босую ногу. Я подумала, будет ли, черт побери, мнеэтой ночью хоть минутка побыть одной.

Я снова посмотрела в зеркало:

– Ты же знала, что я не приму Гриффина как твоегосоглядатая, не приму, если это значит иметь с ним секс.

Она кивнула:

– Мне нужно было знать твои истинные чувства к нему,Мередит. Нужно было проверить окончательно, не влюблена ли ты все еще в него.

– Зачем? – спросила я.

– Потому что любовь может помешать вожделению. Теперь язнаю, что ты изгнала его из своего сердца. И я этим довольна.

– Я просто без ума от радости, что ты довольна.

– Осторожнее, Мередит. Мне не нравится язвительность вмой адрес.

– А мне не нравится, когда мне вырезают сердце радиразвлечения.

Я еще не успела это сказать, когда поняла, что говорить ненадо было.

Ее глаза сузились.

– Когда я вырежу тебе сердце, Мередит, ты об этомузнаешь.

Зеркало заволокло туманом, и вдруг снова явилась отражающаяповерхность. Я таращилась в зеркало на свое отражение, и сердце стучало у меняв глотке.

– Когда мне вырезают сердце, – повторилГален. – Не-удачный, очень неудачный выбор слов.

– Я знаю.

– На будущее, – заметил Дойл, – сдерживайся.Андаис не нуждается ни в каких подсказках насчет идей подобного рода.

Я отпихнула Китто от себя. Потом осторожно спустила ногу скровати и начала вставать, опираясь на ночной столик.

– Что ты делаешь? – спросил Дойл.

– Собираюсь смыть с себя сколько получится этой крови игрязи и лечь в постель. – Я оглядела собравшихся мужчин. – Кто мнепоможет принять ванну?

Вдруг повисла очень плотная тишина. Мужчины переглядывались,будто не зная, что делать и что говорить. Гален шагнул вперед, протянул мнеруку, чтобы помочь встать. Руку я приняла, но покачала головой.

– Гален, ты со мной сегодня быть не можешь. Нуженкто-то, кто сможет закончить то, что мы начинаем.

Он на миг опустил глаза к полу, потом поднял их.

– А!

Он помог мне снова сесть на кровать, потом подошел к креслу,где бросил свою куртку.

– Я пойду попрошу портье дать мне соседний номер сэтим, а потом пойду пройдусь. Кто со мной?

Все они переглянулись. Кажется, никто не знал, как тут себявести.

– И как королева выбирала между вами всеми? –спросила я.

– Она просто указывала стража – или стражей, –которых желала на этот вечер, – ответил Дойл.

– Разве у тебя нет предпочтений? – спросил Холод,и что-то почти обиженное было в его тоне.

– Ты говоришь так, будто здесь есть плохой вариант.Плохого варианта нет, вы все прекрасны.

– Я уже получил от Мередит разрядку, – сказалДойл, – так что на сегодня я откланяюсь.

Тут все обратили взгляды к нему, и Дойлу пришлось оченькратко объяснить, что он имел в виду. Холод и Рис снова переглянулись, и вдругв комнате повисло напряжение, которого только что не было.

– В чем дело? – спросила я.

– Ты должна выбрать, Мередит, – сказал Холод.

– Почему это? – удивилась я.

Ответил Гален:

– Если ты предоставишь такой выбор всего двоим, оченьвелика опасность дуэли.

– А их не двое, а трое, – сказала я.

Они все посмотрели на меня, потом медленно перевели взглядына кровать, где все еще оставался гоблин. Он был так же удивлен, как и они,таращился огромными глазами. И был почти напуган.

– Я бы никогда не стал соревноваться с сидхе.

– Китто пойдет в ванную, независимо от того, кто ещетам будет, – сообщила я.

Все глаза устремились на меня.

– Что ты сказала? – спросил Дойл.

– Ты слышал. Я хочу заключить союз с гоблинами, а этозначит, что я должна поделиться плотью с Китто. Именно это я и собираюсьсделать.

Гален пошел к дверям:

– Я позже зайду.

– Подожди меня, – окликнул его Рис.

– Ты уходишь? – спросила я.

– Как бы я ни хотел тебя, Мерри, с гоблинами я неякшаюсь.

Он вышел вместе с Галеном. Дверь за ними закрылась, Дойл еезапер.

– Это значит, что ты остаешься? – удивилась я.

– Я буду сторожить наружную дверь, – ответил он.

– А если нам понадобится кровать? – спросил Холод.

Дойл задумался, потом пожал плечами:

– Если вам понадобится кровать, я могу подождать задверью номера.

Еще какое-то время шли переговоры и уточнения. Холод хотелчетко оговорить, что ему не придется притрагиваться к гоблину. Я согласилась.Холод поднял меня на руки и понес в ванную. Китто уже был там, напускал воду вванну. Когда мы вошли, он поднял глаза. Рубашку Галена он уже снял и остался всвоей серебряной перевязи. Нам он ничего не сказал, только смотрел огромнымисиними глазами, одной рукой размешивая льющуюся из-под крана воду.