Холод оглядел тесноватое помещение, потом посадил меня настолик возле раковины. Он стоял передо мной, и вдруг как-то стало неловко.Поцелуй в машине – это было чудесно, но это было первое наше с Холодомприкосновение. А теперь нам предстоял секс – да еще и на публике.

– Правда неловко? – спросила я.

Он кивнул. От этого движения занавес его серебряных волос скользнулпо телу.

Холод медленно, осторожно протянул руку к моему жакету. Онсдвинул бархат у меня с плеч, медленно спустил его вниз по рукам. Я сталапомогать ему вынуть мои руки из рукавов, но он сказал:

– Нет, дай я.

Я снова опустила руки, и он стянул один рукав, потом другойи бросил жакет на пол. Кончиками пальцев он погладил мне голую кожу плеч. Отэтого у меня мурашки побежали до самых пальцев.

– Распусти волосы, – попросила я.

Он снял первую костяную заколку, потом вторую, и волосыупали вокруг сияющей новогодней канителью. Я протянула руку, зачерпнула их вгорсть. На вид они были как серебряная проволока, но на ощупь мягче атласа и стекстурой витого шелка.

Он шагнул ближе, наши ноги соприкоснулись. Холод погладилменя ладонями по голой спине. Он касался меня так осторожно, будто боялсягладить.

– Если ты согласишься наклониться, я расстегну молнию.

Я наклонилась, уперлась головой ему в грудь. Ткань рубашкислегка царапалась, но руки, которые расстегивали мне платье, действовалимедленно и ласково. Пальцы скользнули в раскрывшееся платье, кружа по гладкойкоже спины.

Я попыталась вытащить его рубашку из брюк, но она невылезала.

– Рубашка не вытаскивается, – пожаловалась я.

– Она пристегнута, чтобы лежала гладко, – объяснилон.

– Пристегнута?

– Мне придется сначала снять штаны, чтобы снятьрубашку, – сказал он и покраснел – чудесный цвет бледно-красной розы.

– Что с тобой, Холод?

Шум воды прекратился. Китто объявил:

– Ванна готова, госпожа.

– Спасибо, Китто. – Я поглядела на Холода. –Ответь, пожалуйста.

Он опустил глаза под занавесом блестящих волос. Потомотвернулся от меня к дальней стене, так что даже гоблин не видел его лица.

– Холод, пожалуйста, не заставляй меня спрыгивать состола, чтобы заставить на себя смотреть. Я не хочу вывихнуть вторую лодыжку.

Он ответил, не поворачиваясь:

– Я себе не доверяю, когда я с тобой.

– В чем именно?

– В том, что может сделать мужчина с женщиной.

Я так и не поняла.

– Все равно не понимаю, Холод.

Он резко обернулся ко мне, в серых глазах клубилась бурягнева.

– Я хочу на тебя наброситься, как бешеный зверь. Нехочу быть ласковым. Я просто – хочу.

– То есть ты боишься, что не сдержишься, именя... – я поискала слово, но нашла только такое, – ...изнасилуешь?

Он кивнул.

Я засмеялась – ничего не могла поделать. Я знала, что емуэто не понравится, но не могла с собой справиться.

Он снова сделал надменное и далекое лицо, глаза егопохолодели, хотя остались сердитыми.

– Чего ты хочешь от меня, Мередит?

– Извини меня, Холод, но невозможно изнасиловатьжелающую.

Он нахмурился, будто не понял фразы.

– Я хочу сегодня с тобой заниматься сексом. Таков нашплан. Какое же тут может быть изнасилование?

Он покачал головой, волосы колыхнулись искрящейся волной.

– Ты не понимаешь. Я боюсь, что не смогу себясдерживать.

– В каком смысле?

– В любом!

Он отвернулся, обхватив себя руками.

Наконец-то до меня начало доходить, что он хочет сказать.

– Тебя беспокоит, что ты не сможешь достаточно долгопродержаться, чтобы я получила удовольствие?

– Это, и еще...

– Что, Холод, что?

– Он тебя хочет трахнуть, – сказал Китто.

Мы оба повернулись к гоблину, стоящему на коленях возлеванны.

– Я это знаю, – ответила я ему.

Китто покачал головой:

– Не секс, а просто трах. Он так давно без этого, чтопросто хочет это сделать.

Я посмотрела на Холода – он отвел глаза.

– Это и есть то, чего ты хочешь?

Он повесил голову, скрылся за водопадом волос.

– Я хочу содрать с тебя трусы, посадить на раковину изасунуть. У меня не ласковое сегодня состояние, Мередит, а полубезумное.

– Так давай, – сказала я.

Он повернулся и уставился на меня:

– Как ты сказала?

– Давай делай как тебе хочется. Восемьсот лет – можносебе позволить небольшую фантазию.

Он нахмурился:

– Но тебе это не будет в радость.

– Это уж предоставь мне. Ты забыл, что я происхожу отбогов плодородия. Сколько бы раз ты в меня ни вошел, я смогу снова пробудить втебе желание одним прикосновением руки, использованием толики силы. И то, чтомы начинаем ночь здесь, не означает, что здесь мы ее и закончим.

– Ты мне позволишь это сделать?

Я посмотрела на него с его широкими плечами, рельефнойгрудью, видной под завесой волос, узкой талией, неширокими бедрами,заключенными в невероятно обтягивающие штаны. Я подумала о том, как он сброситэти штаны, как я впервые увижу его голым, как он будет проталкиваться в меня,жадно, столь полный желания, что ничего он не будет замечать, ничего иного неделать, как запихиваться в меня. Мне пришлось перевести дыхание, перед тем какответить:

– Да.

Он двумя шагами оказался рядом со мной, поднял меня состолика и опустил на пол. Мне пришлось балансировать на больной ноге, но он недал мне времени возразить. Одним резким движением он сорвал платье с моих рук –мне пришлось ухватиться за край столика, чтобы не упасть. Он сдернул платье,дал ему сползти на пол вокруг моих ног. Потом схватился за черный атластрусиков и потянул их туда же, вниз.

В затуманенном зеркале я видела Китто – он смотрел во всесвои огромные глаза, не проронив ни звука, будто боялся разрушить чары.

Холоду пришлось развязывать штаны, и это заняло время. Когдаон сумел их развязать и содрать с себя, он уже тихо постанывал. Рубашка былазастегнута в паху, и он просто разорвал ее. И был он длинный, твердый и болеечем готовый. Я еще увидела его мельком через плечо, но тут его руки схватилименя за пояс и повернули лицом к запотевшему зеркалу.