Я села, и волосы Холода соскользнули с меня, погладив какживые. Я запустила пальцы в свои позорно короткие волосы. Сейчас, когда я вновьоткрылась как принцесса Мередит, я могу их отрастить снова. От прикосновения кволосам заныли запястья, и это к сексу отношения не имело. Бинты на руках непережили ванны, и надо было бы сначала снова перевязать запястья, но сегодняутром следы колючек уже почти стерлись, зажили, как будто были недельной илибольшей давности, а не были нанесены меньше суток назад. Я потрогала заживающиераны. Так быстро у меня никогда порезы не проходили. Китто, наверное, укусилменя после четвертого раза, иначе укус зажил бы уже сильнее. Забавно, что меняисцеляет именно секс. Впрочем, мы пока этого еще не знаем наверное.

Мне остался уголок простыни, но все остальное было намотанона Холода. Он из тех, кто тянет одеяло на себя, а в комнате было прохладно. Япотянула простыню и за все свои труды была вознаграждена лишь сонным мычаниемпротеста. Поглядев на гладь его спины, я додумалась, как можно отобрать у негоодеяла.

Я лизнула его вдоль спины вниз – он тихо застонал. Янаклонилась над ним и стала проводить языком влажную черту вдоль егопозвоночника.

Холод медленно поднял голову с подушки, как разбуженный отглубокого и темного сна. Глаза его еще не навелись на резкость, но когда он наменя посмотрел, медленная и довольная улыбка заиграла у него на губах.

– Тебе еще не хватило?

Я припала к нему всем телом, хотя ниже талии нам мешалисоприкоснуться простыни.

– Никогда не хватит.

Он засмеялся – тихим, приятным горловым смешком – иперекатился на бок, подпершись локтем. И при этом освободил простыню. Явытащила ее из-под него, чтобы накрыть Китто, который вроде бы крепко спал.

Рука Холода обняла меня за талию, увлекая обратно накровать. Я опустилась спиной на подушки, и он наклонился тихо поцеловать меня вгубы. Я завела руки ему за плечи, за спину, привлекая его к себе.

Он положил колено мне на ноги, между ними, сделал первоедвижение, чтобы оказаться сверху, как вдруг застыл, и выражение его лица резкоизменилось на внимательное, почти испуганное.

– В чем дело, Холод?

– Тихо.

Я затихла. Он – телохранитель. Что там – люди Кела? Сегодняпоследний день, когда Кел может меня убить, не расплатившись за это жизнью.Холод скатился с кровати, подхватил с пола свой меч, Поцелуй Зимы, и метнулся кокну размытой серебряной молнией.

Я вытащила из-под подушки пистолет. Китто проснулся и дикооглядывался по сторонам.

Холод отдернул от окна шторы, и меч его не успел дойти достекла, как он снова застыл. На той стороне окна был человек с фотоаппаратом.На миг я увидела, как он вскинул удивленное лицо, но тут кулак Холода пробилокно и схватил репортера за шиворот.

– Холод, не убивай его!

Я подбежала к окну, голая, все еще с пистолетом в руке. Сгрохотом распахнулась за спиной дверь, и я обернулась, уже сняв пистолет спредохранителя и наставляя его на дверь.

В дверях стоял Дойл с мечом в руке. На миг мы застыли, глядядруг другу в глаза (Дойл успел заметить пистолет), потом я опустила ствол кполу, и Дойл, захлопнув ногой дверь, шагнул в комнату. Он не стал вкладыватьмеч в ножны, а бросил его на кровать, направляясь к Холоду.

Лицо репортера приняло тот багрово-синий оттенок, которыйясно говорил, что дышать он не может. Лицо Холода нельзя было узнать – так оноперекосилось яростью и гневом.

– Холод, ты его задушишь!

Дойл уже стоял рядом с ним.

– Холод, если ты убьешь этого репортера, королеванакажет тебя за это.

Холод ни меня, ни его не слышал, будто был где-то далеко,где не было ничего, кроме его руки на горле этого человека.

Дойл зашел сзади и ногой пнул его в поясницу. Удар былтакой, что Холод наполовину влетел головой в окно, разбивая остаток стекла, норепортера выпустил.

Он повернулся с окровавленной рукой, и глаза его сталидикими.

Дойл встал в боевую стойку, без оружия. Холод бросил меч напол и тоже принял стойку. Китто свернулся посередине кровати и смотрелвытаращенными глазами.

Я подошла к шторам, чтобы их закрыть, и увидела, что к намстаей гончих несутся репортеры – некоторые на ходу щелкали фотоаппаратами,другие вопили:

– Принцесса! Принцесса Мередит!

Я закрыла шторы, чтобы между ними не осталось щели, но этодолго не протянется. Надо быстро убираться в соседний номер, где спали Гален иРис. На деревянной спинке кровати лежал мой пистолет. Я пошла к нему, Киттоменя увидел и нырнул под кровать с другой стороны.

Выстрелила я только один раз, и эхо загремело в комнате. Этидвое повернулись ко мне, сверкая белками диких глаз. Я направила ствол впотолок.

– Там репортеров штук сто, и сейчас они на наснавалятся. Надо бежать в другой номер, и быстро!

Никто со мной не стал спорить. Мы с Холодом и Китто похваталипростыни и одежду и успели в соседний номер раньше, чем в открытое окно сталилезть репортеры. Дойл шел в арьергарде с оружием. Потом он, Гален и Рисвернулись за багажом. Я вызвала полицию и сообщила, что в наш номер вломилисьрепортеры.

Мы, трое голых, оделись в ванной по очереди – не радиприличий, но потому что там не было окон.

Когда я появилась из ванной с охапкой туалетныхпринадлежностей, Дойл и Гален сидели в единственных двух креслах в номере.Больше никого не было. Они оба сидели с типичными физиономиями охранников –непроницаемыми и ничего не выражающими. Но что-то было в их манере держаться,что-то непривычное.

– Что случилось? – спросила я.

Я ходила нормально – забыла, что лодыжка у меня вроде бывывихнута или растянута, пока Гален не напомнил. Эти оба промолчали, и язанервничала.

Они переглянулись. Дойл встал. Он сегодня был в черныхджинсах и черных ботинках. Их можно было бы даже принять за туфли, если незнать точно, на что смотришь. Рубашка черная, с длинными рукавами, шелковая и свиду похожая на шелк, переливающаяся на фоне черной кожи Дойла. Чернотанаплечной кобуры отлично сливалась с этим фоном. Даже пистолет у него былчерный – десятимиллиметровая "беретта", старая модель.

Волосы казались очень короткими, подстриженными почти докожи, но на самом деле это была его обычная тугая косичка, свисающая сзади итеряющаяся на фоне джинсов. Остроконечные уши блестели серебряными кольцами.Они да еще серебряная пряжка пояса только и нарушали полную черноту. Правда,сейчас у него на одном ухе висела серебряная цепочка с рубином.

– У нас проблема, – объявил Дойл.

– Да, репортеры щелкнули меня с Холодом вдвоем вкровати. Это, можно сказать, действительно проблема.