Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После третьего спектакля мы встретились с Галем, и я подписал контракт с Парижской оперой на «Баядерку». Контракты Парижской оперы – это образец договора между театром и артистом. Там прописано все до малейших деталей. Если артист вдруг заявлял: «Я не хочу этот костюм», – ему показывают контракт: «А здесь ваша подпись стоит!»
На следующий день Пети отбывал со всей французской «делегацией» в Париж. Мы не прощались надолго. 6 ноября я должен был приступить к репетициям «Баядерки» на сцене Опера́ Гарнье.
59И еще в продолжение «Пиковой дамы». После премьеры мне очень хотелось преподнести Пети в знак благодарности какой-то ценный подарок. И тут я вспомнил, как однажды в 1990-х в Петербурге на Невском проспекте я зашел в антикварную лавку, просто ради интереса. Разглядывая витрину, обратил внимание на старое издание. Оказалось – «Пиковая дама», напечатанная в литературном журнале «Библиотека для чтения» в 1834 году. Первое издание повести А. С. Пушкина! Оно стоило каких-то баснословных денег. Я же был беднее церковной крысы – ни квартиры, ни достойной зарплаты. Вздохнув, я побрел дальше.
От этого воспоминания я просто подпрыгнул, стал искать для Пети раритетное издание «Пиковой дамы». Кого я только не спрашивал, к кому только не обращался, но найти его так и не смог. А в моей библиотеке имелась прекрасная книга «Басни» Ж. де Лафонтена, изданная во Франции в том же, что и «Пиковая дама», 1834 году. Что интересно – она была заново переплетена в 1837 году, то есть в год гибели Пушкина, о чем внутри книги была сделана соответствующая запись. Мне ее подарила одна подруга. Я ей позвонил: «Можно я твоего Лафонтена подарю Ролану Пети?»
Получив согласие на «передаривание», я купил красивую открытку с «Демоном» М. Врубеля. Где-то в глубине души я надеялся, что Ролан, быть может, еще сподобится поставить для меня «Демона», быть может, его захватит этот гениальный сюжет. Нашел текст «Демона» на французском языке, вложил его в книгу, все красиво запаковал и после премьеры «Пиковой дамы» презентовал подарок Пети.
На следующий день Ролан, Зизи Жанмер, Катя Новикова и я пошли обедать. Пети пребывал в состоянии восторга по поводу триумфа своего балета. Он всем направо и налево рассказывал, что, проснувшись утром после премьеры, чувствовал себя двадцатилетним юнцом, готовым даже на невероятные любовные подвиги. И тут я ему тихо: «Ролан, вам понравилось то, что я вам подарил?» Ролан вдруг изменился в лице и… заплакал. Слезы полились по щекам, от волнения затряслись руки. Он молча обнял меня. «Николя, он вчера вечером целовал эту книгу, – сказала Зизи, потом добавила: – Вы – первый артист за всю его жизнь, кто сделал ему подарок за спектакль».
Придя в себя после нахлынувших чувств, Ролан впился в Катю: «Ты понимаешь, что это за человек? Ты понимаешь, как он воспитан? Юноша, который совсем не богат, мало того, что он понимает, кто такой Лафонтен, мало того что…» В общем, Ролан оценил мой подарок и в течение всего обеда не мог успокоиться, рассказывая, как люди, для которых он ставил судьбоносные спектакли, «никогда конфетку не подарили, букета цветов не удостоили».
С тех пор, если мы где-то должны были с ним встретиться, Ролан никогда не приезжал без подарка. Он сам всегда прекрасно одевался и мне дарил очень красивые свитеры, кашне, куртки дорогих брендов типа Franco Vello, Louis Vuitton, Brioni…
Оказываясь в обществе вместе с Роланом, я слышал, как он обязательно кому-то говорил: «Мне очень нравится, что Николя очень стильно одет». Денег на приличную цивильную одежду у меня тогда не было, но пониманием цвета, фактуры, стиля, мне кажется, я обладал.
Мне тоже нравилось делать Ролану не только знаковые, но и необходимые для жизни подарки. В 2005 году я ездил к нему в Швейцарию готовить «Кармен. Соло». Шла Рождественская неделя. А Пети имел обыкновение то и дело терять шапочки. Я пошел и купил ему очередную шапочку и в pendant к ней – кашне. Ролан очень любил шарфы, умел их элегантно носить. Шарф на шее – это фирменный стиль Пети. В том же магазине я купил подарок и для Зизи – красивый кошелек. Они были очень состоятельные люди, но сто раз, наверное, сказали спасибо, искренне радуясь, что все мои дары им даже по цвету подошли.
60Буквально через несколько дней после «Пиковой дамы» мы поехали в Петербург на гастроли, чтобы в Мариинском театре показать два спектакля «Лебединого озера» Ю. Григоровича. Вместе с А. Волочковой и А. Уваровым я как Злой гений должен был танцевать первый спектакль.
Приехали на «Красной стреле» утром, выходим на вокзальную площадь, видим на гостинице «Октябрьской», на огромном табло бегущую строку: «Гастроли Анастасии Волочковой в Мариинском театре с труппой Большого театра». Мы обомлели. «Ой, а мы в подтанцовках!» – не сдержался я.
Дальше больше – едем по Невскому проспекту, там растяжки на каждом светофоре: «Анастасия Волочкова в Мариинском театре, балет „Лебединое озеро“», а внизу мелкими буковками – «с труппой Большого театра». Чем ближе мы подъезжали к гостинице «Астория», тем громче возмущались наши артисты, народ просто кипел от негодования.
Увидев Иксанова, я сказал: «Анатолий Геннадьевич, что происходит? Вы привезли всемирно известную труппу с народными артистами, а весь город в рекламе Волочковой. На каком основании? Она даже звания никакого не имеет!» Иксанов начал юлить, мол, понимаете, такие важные люди звонили, такие влиятельные люди это спонсируют. «Люди?! – опешил я. – Но почему вы оскорбляете Большой театр?» Как обычно, ничего вразумительного от Иксанова я так и не услышал. А на спектаклях вся труппа наблюдала, как вокруг Насти водили хороводы Швыдкой, Акимов и компания. Они выносили ей цветы, угодливо улыбались, кланялись, раздавали интервью, что есть на земле только одна звезда балета – Волочкова.
После этого визита в Петербург у нас с Настей установились натянутые отношения. Она к этому моменту «забронзовела», верила, что является главным персонажем и ньюсмейкером, которого Большой театр должен обслуживать, как золотая рыбка старуху в «Сказке о рыбаке и рыбке» Пушкина. Такого в истории ГАБТа за 225 лет его существования еще не бывало. Изменения, происходившие во всех областях нашей жизни, коснулись и Театра, порождая новые законы и правила…
Когда-то Е. П. Гердт не без раздражения заметила: «Советское правительство создало должность – главная балерина мира – и назначило на нее Галю Уланову». Понятно, что сравнивать эти ситуации абсолютно неуместно. Но Галину Сергеевну, величайшую балерину из балерин, никогда в Большом театре ТАК относительно труппы не ставили! А тут очередной министр создал должность – главная балерина Вселенной, превратив ГАБТ в