самое «приятное», с разными балеринами. Если у меня на неделе шло четыре спектакля, можно было не сомневаться: руководство даст мне в пару четырех разных балерин. Видимо, чтобы я не расслаблялся.53

Приехал и Р. Пети, начались постановочные репетиции «Пиковой дамы». Получалось так – я занимался классом, потом репетировал «Лебединое озеро» или «Баядерку», а затем шел к Ролану.

Поскольку Пети являлся живым классиком, он ставил свои условия. Хотел, чтобы Графиню танцевала не балерина ГАБТа, а А. Асылмуратова, с которой он работал в своей труппе в Марселе. Пети все время пытался нас с ней в дуэт свести. Руководству театра Пети объявил, что хочет на роль Графини пригласить не иначе как «молодую Плисецкую». Видимо, Асылмуратова ему Майю напоминала… Ох уж этот французский вкус!

Когда стало известно, что Асылмуратова отказалась от «Пиковой дамы», поскольку в это время ее назначили художественным руководителем АРБ им. А. В. Вагановой, я послал Ролану в Париж видео с Н. Семизоровой в «Раймонде» и И. Лиепой в «Шехеразаде». И получил от него страшный нагоняй. Оказалось, что Пети терпеть не мог современные версии балетов М. Фокина, считая их фикциями, не имеющими никакого отношения к оригиналам.

На самом деле история современных возобновлений фокинских спектаклей берет свое начало в Австралии. Некие австралийцы однажды полностью купили наследие труппы Les Ballets de Monte-Carlo. Именно оттуда появились якобы фокинские: «Жар-птица», «Петрушка» и остальное. Дуэт из «Шехеразады», который мы с Илзе танцевали, в свое время исполняла итальянская балерина Карла Фраччи, ей тоже кто-то из австралийцев его показал. Не буду спорить с мнением Пети, но, как мне кажется, канонических версий балетов Фокина не может существовать просто по определению. Фокин же сам эти спектакли постоянно переделывал, когда ставил их по всему миру.

Но вернусь к «Пиковой даме». Уезжая весной в Париж, Пети, да и все остальные были уверены, что в Большом театре будет ставиться двухактный балет на музыку Чайковского к опере, так же как для Барышникова.

Приехав осенью, на первой же репетиции Ролан сказал мне, что, послушав «Пиковую даму», понял, что эта музыка слишком легковесна для его идеи, что Германн в его новой постановке более трагический персонаж, что, слушая Чайковского, он остановил свой выбор на Шестой симфонии и решил делать одноактный балет!

Было очень смешно, когда в Большой театр приехали два ассистента Пети. Сентябрь в тот год выдался холодным, театр не отапливался, я стоял в зале весь укутанный, но с лицом африканца после отдыха в Эмиратах. Увидев такого Германна, у них вытянулись физиономии. В какой-то момент, разогревшись, я сбросил кофту и носки. «Ролан, какая у него стопа!» – воскликнул один из них. «Подожди, – совершенно серьезно сказал Пети, – он сейчас и дальше разденется!» В общем, меня, оставшегося в комбинезоне, французы приняли безоговорочно. К тому же они Ролана очень боялись, предупредили меня, что он – сущий демон. Я тогда этих предостережений не понимал. Пети казался мне просто нежной незабудкой, очень интересным и милым человеком.

Мы вместе ходили по ресторанам, музеям – в общем, у нас сложились очень хорошие взаимоотношения, он ко мне по-человечески расположился. Между делом, Ролан все время меня пытал насчет возможных исполнительниц партий Графини и Лизы. Я посоветовал С. Лунькину на роль Лизы. А по поводу Графини предложил: «Может быть, вы все-таки посмотрите в зале на Семизорову и Лиепу?» – «Ну ладно, – проворчал Пети, – приводите их». И вдруг вспомнил, что хотел бы увидеть Л. Семеняку, которая в его «Сирано де Бержераке» когда-то Роксану танцевала.

Но повзрослевшая Семеняка Ролана не впечатлила, при встрече он ее даже не узнал. Семизорова вместе с мужем собиралась на гастроли в Австралию. Лиепа тоже оказалась вне досягаемости, где-то танцевала и сказала, что придет в театр, как только вернется в Москву. «Где же ваша Старуха?» – то и дело ехидно спрашивал меня Пети.

54

Наконец на репетиции появилась Илзе. Вся закутанная, в какой-то кофте и огромном шарфе, она тихо стояла в углу, разминалась, пока мы с Роланом репетировали. Обычно он включал музыку и начинал двигаться, эскизно намечая рисунок танца. Потом мы повторяли комбинацию, я сам раскладывал ее на музыку. В такие моменты Пети мне говорил: «Вот это очень хорошо! А вот здесь можете дольше постоять, а потом так, резко сделать?» Он лепил из меня, как лепит скульптор из глины. Я был податлив и восприимчив, мог делать все, что его душе было угодно.

Но, репетируя со мной, Пети боковым зрением наблюдал за Илзе. Огромный шарф, в котором, как в коконе, куталась Лиепа, показался Ролану интересным: «Давайте с вами что-то попробуем, можно ваш шарф?» – «Да, конечно», – сказала она. Ролан взял шарф, походил с ним, потом распахнул его, накинул широким движением себе на плечи, скинул: «Попробуйте!» Илзе повторила – накинула, скинула шарф. Ролан с лицом Сфинкса повернулся ко мне: «Мы ЕЁ нашли». Илзе стала моей Графиней.

Пока я исполнял свои «Лебединые» и «Баядерки», Ролан ставил сцены с кордебалетом, но непременно приходил на все мои спектакли. Аплодировал демонстративно, громко, всем и вся повторяя, что я – гениальный танцовщик. К его похвалам я относился с недоверием, привык в родной труппе от нашего руководства слышать совершенно обратное по своему поводу.

И вот однажды Ролан приглашает меня в выходной день на завтрак. Я прихожу к нему в отель, а он вдруг говорит каким-то странным, приглушенным голосом: «Пойдемте погуляем». Как только мы вышли на улицу, Пети сунул мне в руки какой-то факс, пересыпая свою взволнованную речь словом «Оpera». Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять, что это за бумага.

Я не мог поверить глазам – это было приглашение от Парижской оперы станцевать у них «Баядерку». Они не стали очередной раз посылать его в ГАБТ, а отправили письмо Ролану на отель, чтобы тот передал факс мне лично в руки. Им надоело слышать отговорки, что «Цискаридзе болен», «уехал», «не может». Пети в Париже, видимо, тоже сказал свое слово на мой счет. В общем, мне прислали контракт! Если честно, пока эту бумагу переводили, я пребывал в состоянии анабиоза, потому что вообще не мог поверить в случившееся. «Они приедут на нашу премьеру», – тоном завзятого шпиона добавил Пети.

55

Репетиции «Пиковой дамы» шли полным ходом. Спектакль складывался. Когда до премьеры оставалось недели полторы, Ролан вдруг объявил, что хочет, чтобы Илзе покрасила волосы в седой цвет и постриглась «под бобрик». А Лиепа параллельно с «Пиковой дамой» участвовала в разных драматических спектаклях, в концертах. В общем, кошмарная ситуация. Супруг Илзе решил ее уладить. Зная, что Пети – гурман, он пригласил нас: Ролана, Илзе, пресс-секретаря Большого театра Катю Новикову и меня – в ресторан «Пушкин».

Все