Дик и Ральф вернулись в полдень. Дик сидел за рулем новогофургона марки «Додж», а Ральф вел оранжевый грузовик дорожной службы, укоторого спереди было приспособление для расчистки улиц, а сзади — стрела скрюком. Том величественно помахивал рукой, стоя на грузовике. Они въехали водвор, и Дик выбрался из фургона.

— Там в грузовике чертовски симпатичный передатчик, — сказалон Нику. — Сорок каналов. Мне кажется, Ральф в него влюбился.

Ник усмехнулся. Подошли женщины и стали смотреть на машины.Абагейл с одобрением отметила, как Ральф заботливо помог Джуне подняться вкабину, чтобы она могла взглянуть на радио. Бедра у женщины широкие, и междуними получится удобная дверца.

— Ну и когда же мы поедем? — спросил Ральф.

«Как только поедим, — нацарапал Ник. — Ты испробовал радио?»

— Да, — ответил Ральф. — Оно было включено на обратнойдороге. Ужасные помехи. Но знаешь, клянусь, я что-то услышал. Очень далеко.Может быть, это вообще были не голоса. Но честно говоря, Ники, я не стал быобращать на это внимания. Это как сны.

К часу дня, съев ленч и погрузив все необходимые вещи вфургон, они отправились в путь. Абагейл не плакала. С плачем было покончено.Она исполняла волю Господа, но вспомнив о красном Глазе, раскрывшемся в сердценочи, она снова почувствовала страх.

Был поздний вечер двадцать седьмого июня. Они разбили лагерьв местечке, которое, судя по вылинявшему указателю, называлось КанклФерграундз. Сам Канкл, штат Огайо, был к югу от них. Там был пожар, и большаячасть города сгорела. Стью сказал, что, наверное, пожар начался из-за молнии.Гарольд, как всегда, стал с ним спорить. В эти дни, если Стью Редман говорил,что пожарные машины — красные, то Гарольд Лаудер предъявлял факты и цифры,свидетельствующие в пользу того, что большинство из них покрашено в зеленыйцвет.

Она вздохнула и перевернулась на другой бок. Никак не моглазаснуть, потому что боялась сна.

Слева от нее стояли в ряд шесть мотоциклов. В двадцати шагахот нее крепко спали в своих мешках все остальные. Гарольд, Стью, Глен Бэйтмен,Марк Брэддок, Перион МакКарти. Прими снотворное и СПИИИ…

Каждый из них на ночь принимал по полтаблетки веронала. Этобыла идея Стью. Он отвел Гарольда в сторону и посоветовался с ним, прежде чемсообщить о ней всем остальным, потому что лучший способ польстить Гарольду —это с серьезным видом осведомиться о его мнении. Гарольд много знал. И это былохорошо, но в то же время и плохо. Они словно путешествовали в обществе третьесортногобожка, более или менее всезнающего, но эмоционально неустойчивого и готовоговзорваться в любую секунду. В Олбени, где они встретили Марка и Перион, ондобыл себе еще один револьвер. Ей было жаль Гарольда, но она начала испытыватьстрах. Она стала задумываться о том, не чокнется ли он в одну ночь и не начнетли палить из обоих своих револьверов. Она часто ловила себя на воспоминании отом дне, когда она обнаружила Гарольда на заднем дворе, где он стриг лужайку водних плавках и плакал.

Она легко могла себе представить, как Стью сказал ему обэтом, очень тихо, почти конспиративно: «Гарольд, сны представляют для нассерьезную проблему. У меня есть идея, но я не знаю точно, как ее осуществить…слабое успокоительное… но надо выбрать правильную дозу. Немного переборщить — иникто не проснется в случае опасности. Что бы ты предложил?»

Фрэнни каждый вечер брала себе полтаблетки, но не принималаее. Она не знала, может ли веронал повредить ребенку, но лучше было нерисковать. Говорят, что даже аспирин может разрушить хромосомную цепочку. Такчто ей приходилось мучиться от снов — мучиться, это подходящее слово. Один изних снился ей чаще прочих, и даже если другие сны в чем-то от него отличались,рано или поздно они плавно в него переходили. Она была у себя дома в Оганквите,и за ней гнался темный человек. Туда и обратно по темным коридорам, черезгостиную ее матери, где продолжали тикать дедушкины часы… Она знала, что моглабы убежать от него, если бы ей не надо было тащить за собой тело. Это было телоее отца, завернутое в простыню, и если она бросит его, то темный человек что-тосделает с ним, осквернит его каким-то ужасным способом. Она бежала, чувствуя,что он догоняет ее, и наконец его горячая, отвратительная рука падала ей наплечо. Тело ее ослабевало, словно из него вынули все кости, и труп отцавыскользал у нее из рук, и она поворачивалась, уже готовая сказать: «Возьмитеего, делайте с ним, что хотите, мне все равно, только не преследуйте менябольше».

И вот он стоял перед ней, одетый во что-то вроде монашескойрясы с капюшоном, и на лице его ничего нельзя было разглядеть, кроме широчайшейсчастливой ухмылки. В этот момент ужас сражал ее наповал, и она с усилиемпросыпалась, обливаясь потом и не желая больше погружаться в сон. Потому что емунужен был не труп ее отца —  ему нужен был живой ребенок в ее утробе.

Она снова перевернулась на другой бок. Если в ближайшеевремя ей не удастся заснуть, она достанет свой дневник и начнет записывать. Онастала вести дневник с пятого июля. В каком-то смысле она делала это для своегоребенка. Это было нечто вроде акта веры, веры в то, что ребенок будет жить. Онахотела, чтобы он знал, как это было. Как эпидемия пришла в Оганквит, как онаубежала вместе с Гарольдом, что с ними случилось потом.

Свет луны был достаточно сильным, чтобы писать. Двух-трехстраничек дневника ей обычно хватало, чтобы почувствовать сонливость. Это несвидетельствует в пользу моих литературных талантов, — предположила она. Носначала надо было дать сну еще один шанс.

Она закрыла глаза.

И вновь стала думать о Гарольде.

Ситуация могла бы улучшиться с появлением Марка и Перион,если бы они уже не были к тому моменту полностью поглощены друг другом. Перионбыло тридцать три, на одиннадцать лет больше, чем Марку, но в новом мире такиеразличия не учитывались. Они нашли друг друга. Они искали друг друга и былирады держаться вместе. Перион по секрету сказала Фрэнни, что они пытаютсязачать ребенка. «Слава Богу, что я пила таблетки и не пользовалась спиралью, —сказала Пери. Как бы мне удалось ее вытащить?»

Фрэнни едва не рассказала ей о своей беременности (прошлоуже больше трех месяцев), но в последний момент что-то удержало ее.

Так что теперь их было шестеро вместо четверых (Глен наотрезотказался вести мотоцикл и ехал, сидя позади Стью или Гарольда), но споявлением еще одной женщины ситуация не изменилась.

Ну а ты, Фрэнни? Что ты хочешь?

Раз уж она должна была жить в таком мире, как этот, —подумала она, — ощущая, как в ней тикают биологические часы, заведенные еще нашесть месяцев, — то ей хотелось бы, чтобы рядом с ней был мужчина вроде СтьюРедмана — да что там вроде, она хотела его. Такова была истинная правда.