И тут у меня мелькнула ужасная мысль. Я повернулась кХолоду.

– Скажи, ты же отобрал камеру и пленку у тогорепортера, которого сегодня чуть не задушил?

Он не отвел глаза, но ему очень хотелось это сделать.

– Прости меня, Мередит. О камере я должен был подуматьв первую очередь, но я позволил гневу затмить свой разум. Я готов на чтоугодно, чтобы исправить эту свою ошибку.

– Холод, они же напечатают фотографии, это тыпонимаешь? Фотографии нас с тобой и – черт побери! – вместе с Китто водной кровати. Их тиснут во всех таблоидах, и те, что с обнаженкой, попадут вЕвропу.

Мне хотелось ругаться или орать, но я не могла придуматьтаких слов, от которых мне стало бы легче.

– Гриффин скоро узнает, что сделает с ним за этокоролева, – сказал Дойл. – И ему еще повезет, если королева не убьетего.

Я кивнула, стараясь дышать ровно, заставляя себясосредоточиться на вдохах и выдохах. Добивалась спокойствия, но сегодня оно всевремя ускользало. Я кивнула:

– Он постарается как можно сильнее навредить, пока егоне поймают... – Мне пришлось сделать три быстрых вдоха, и голос сталзвучать хоть и сдавленно, но не истерично. – Я думаю, он давно уже сбежал.

– Мы его найдем, – сказал Холод. – Не так ужмир велик.

Эти слова вызвали у меня смех, но он тут же сменилсяслезами. Я рухнула на пол, между рассыпанными страницами"Пост-диспетч". Больно ударилась об пол – у меня еще все тело болелопосле бурной ночи. Боль помогла мне осознать, что все еще не так плохо. Да,ужасно, но у меня все еще есть право на мужчин при Дворе. Меня приняли обратнов мир фейри. Королева дала свое слово – и использовала свою власть, –чтобы оградить меня от бед. Могло быть хуже; по крайней мере я пыталась себя вэтом убедить.

Я смогла подчинить себе дыхание, но не гнев.

– Я не хотела ему вреда вчера вечером, но сейчас...

Выхватив таблоид у Холода, я заставила себя заглянуть внутрь.Не частичная обнаженность наших тел резанула меня по сердцу – а счастье нанаших лицах, в положении наших тел. Мы были влюблены, и это было видно. Но еслион мог так со мной поступить, значит, он меня никогда не любил. Вожделел,желал, хотел мною владеть – может быть, но любовь... любовь на такое неспособна.

Я подбросила страницы в воздух и смотрела, как они медленноопускаются к полу.

– За это я хочу его смерти. Только не говорите об этомкоролеве. Через несколько дней я, может быть, передумаю, и не хочу, чтобы онасразу сделала что-нибудь непоправимое.

Мой голос был холоден от злости – той злости, что поселяетсяв сердце и уже никогда не уходит. Горячая ярость овладевает всем твоимсуществом, и она – ближайший родственник жаркой страсти, но холодная ярость –это родная сестра ненависти. Я ненавидела Гриффина за то, что он сделал, но ненастолько ненавидела.

– Я не хочу, чтобы она прислала мне в корзине егоголову или сердце. Не хочу.

– Она, быть может, и без того решила его убить.

– Пусть так, но тогда его кровь на ней, а не на мне. Яне буду просить его смерти. Пусть она сама это сделает.

Холод присел рядом со мной, глядя на меня глазами цветасерой бури. Взял меня за руку. Его руки были теплы на ощупь, значит, у меняруки похолодели. Может быть, я была расстроена и потрясена сильнее, чем ядумала.

– Я уверен, что наша королева уже решила егосудьбу, – сказал он.

– Нет, – ответила я и встала, оторвавшись от егорук, от его глаз. Я обняла себя руками, потому что не доверяла им; и я начиналасомневаться и во всех других. – Нет, если она поймает его прямо сейчас, томожет его убить. Но чем дольше он будет избегать поимки, тем изобретательнеестанет королева.

Холод, оставаясь на полу, глядел на меня.

– Я бы на его месте предпочел, чтобы меня поймалисразу, пока еще возможна быстрая смерть.

– Он будет бежать, – сказала я. – Будетбежать так далеко и так быстро, как только сможет. Будет тянуть время инадеяться на чудо, которое его спасет.

– Ты так хорошо его знаешь? – спросил Холод.

Я посмотрела на его лицо и засмеялась – несколько дикимсмехом.

– Думала, что знаю. Может быть, я никогда его не зналавообще. Может быть, все это было ложью.

Я глядела на Холода и думала, как хорошо, что я его нелюблю, как хорошо, что это всего лишь плоть. Сейчас я верила похоти больше, чемлюбви.

Дойл встал, бережно взял меня за локти.

– Не позволяй Гриффину вызвать у тебя сомнения в себе,Мередит. Не позволяй ему заставить тебя сомневаться в нас.

Я посмотрела в его темное лицо:

– Почему ты решил, что я сейчас думаю об этом?

– Потому что я на твоем месте думал бы именно так.

– Нет, ты на моем месте думал бы, как его убить.

Дойл обнял меня, прижал к себе, прижал лицом к своимволосам. Я напряглась, но не отодвинулась.

– Скажи, что ты хочешь его смерти, и она наступит.Назови любую часть его тела, и я тебе ее принесу.

– Мы тебе ее принесем, – произнес Холод, вставая.

Меня чуть отпустило, и я обняла Дойла одной рукой за талию,прислонилась лицом к шелку его рубашки. Мне было слышно, как бьется его сердце– ровно и чуть поспешно.

В дверь постучали. Дойл кивнул, и Холод пошел к двери. Дойлвынул пистолет, потом сдвинул меня в сторону, не отпуская из своих объятий, такчто его тело закрыло меня от двери.

– Открой, это я, Гален.

Холод выглянул в глазок, держа в руке большойсорокачетырехкалиберный с никелированными накладками.

– Там он и Рис.

Дойл кивнул и опустил пистолет, не убирая его, однако.Уровень напряжения был высок, и очень. Я думаю, мы ожидали нового нападения состороны Кела и компании. Я, во всяком случае, ожидала, а я была параноикомтолько по необходимости. Стражи были параноиками по профессии.

За двумя стражами вошел Китто. Он был одет в темно-синиеджинсы, бледно-желтую тенниску с маленьким аллигатором на груди и белыекроссовки. Все новенькое, отглаженное и только что распакованное.

Гален глянул на газеты, потом на меня:

– Мерри, мне очень жаль.

Дойл отпустил меня, и я смогла подойти к Галену. Я зарыласьлицом ему в грудь, обняла обеими руками и застыла. С Дойлом я ощущалабезопасность, с Холодом – страсть, но уют – уют мне мог дать только Гален.

Я хотела вцепиться в него – закрыть глаза и просто за негодержаться. Но нас ждала пресс-конференция, и королева ждала нас ко Двору, чтобыобсудить ту версию правды, которую мы сообщим прессе. В пресс-конференциях мнебыло привычно участвовать с детства, и никогда среди них не было такой, чтобымы говорили там правду и всю правду, и да поможет нам Богиня. Не было способарасчистить грязь, которою облил нас Гриффин. Наказать его можно, но статья ифотографии уже вышли, и это ничем не изменишь. Я пока что понятия не имела,какая очищенная версия правды может объяснить фотографию меня с Холодом и Киттов обнаженном виде. Но если кто-нибудь и может придумать вранье, отвечающеетакой задаче, то только моя тетушка и никто больше. Андаис, Королева Воздуха иТьмы, может придать любому скандалу такой поворот, от которого у прессы головапойдет кругом. Репортеры, ослепленные ее обаянием, будут писать то, что она имнашепчет, хотя отмыть начисто такой скандал – это напряжет даже ее способности.Я когда-то жила надеждой увидеть, как моя тетка плюхнется в лужу. Сейчас янадеялась, что она выкрутится с блеском. Лицемерие с моей стороны? Может быть.А может быть, всего лишь прагматизм.