— Не смог перенести, — передразнила его Пилар. — Ты такое ипятнадцати минут не сможешь перенести.

— Не дразни меня, женщина. Я вернулся.

— И добро пожаловать, — повторила она. — Я уже это сказала,ты разве не слышал? Пей кофе, и давайте собираться. Устала я от этихпредставлений.

— Это кофе? — спросил Пабло.

— Конечно, кофе, — сказал Фернандо.

— Налей мне, Мария, — сказал Пабло. — Ну, как ты? — Он несмотрел на нее.

— Хорошо, — ответила Мария и подала ему кружку кофе. —Хочешь мяса?

Пабло отрицательно покачал головой.

— No me gusta estar solo, — продолжал объяснять Пабло однойПилар, как будто других здесь и не было. — Нехорошо быть одному. Вчера я весьдень ездил один, и мне не было тягостно, потому что я трудился ради общегоблага. Но вчерашний вечер! Hombre! Que mal lo pase![109]

— Твой предшественник, знаменитый Иуда Искариот, повесился,— сказала Пилар.

— Не надо так говорить, женщина, — сказал Пабло. — Разве тыне видишь? Я вернулся. Не надо говорить про Иуду, и вообще не надо об этом. Явернулся.

— Что это за люди, которых ты привел? — спросила его Пилар.— Стоило ли приводить?

— Son buenos[110], — сказал Пабло. Он отважился и посмотрелна Пилар в упор, потом отвернулся опять.

— Buenos у bobos. Хорошие и глупые. Готовые идти на смерть ивсе такое. A tu gusto. Как раз по твоему вкусу. Ты таких любишь.

Пабло снова посмотрел Пилар в глаза и на этот раз не сталотворачиваться. Он смотрел на нее в упор своими маленькими свиными глазками скрасным ободком век.

— Ты, — сказала она, и ее хриплый голос опять прозвучалласково. — Ах, ты. Я вот что думаю: если в человеке что-то было, так, должнобыть, какая-то частица этого всегда в нем останется.

— Listo[111], — сказал Пабло, твердо глядя на нее в упор. —Что бы этот день ни принес, я готов.

— Теперь я верю, что ты вернулся, — сказала ему Пилар. —Теперь я верю. Но далеко же ты от нас уходил.

— Дай мне глотнуть еще раз из твоей бутылки, — сказал ПаблоРоберту Джордану. — И надо собираться в путь.

Они поднялись в темноте по склону и вышли из леса к узкомуущелью. Они были тяжело нагружены и подъем одолели медленно. Лошади тоже шли сгрузом, навьюченным поверх седел.

— В случае чего поклажу можно сбросить, — сказала Пилар,когда они собирались. — Но если придется разбивать лагерь, это все понадобится.

— А где остальные боеприпасы? — спросил Роберт Джордан,увязывая свои рюкзаки.

— Вот в этих вьюках.

Роберт Джордан сгибался под тяжестью рюкзака, воротниккуртки, карманы которой были набиты гранатами, давил ему шею. Тяжелый револьверерзал по бедру, карманы брюк топорщились от автоматных магазинов. Во рту у неговсе еще стоял привкус кофе; в правой руке он нес свой автомат, а левой всеподтягивал воротник куртки, чтобы ослабить резавшие плечи лямки рюкзака.

— Ingles, — сказал Пабло, шагавший рядом с ним в темноте.

— Что скажешь?

— Эти люди, которых я привел, думают, что дело сойдетудачно, потому что их привел сюда я, — сказал Пабло. — Ты не говори им ничеготакого, что могло бы их разуверить.

— Хорошо, — сказал Роберт Джордан. — Но давай сделаем так,чтобы сошло удачно.

— У них пять лошадей, sabes?[112] — уклончиво сказал Пабло.

— Хорошо, — сказал Роберт Джордан. — Лошадей будем держать водном месте.

— Хорошо, — ответил Пабло и больше ничего не сказал.

Вряд ли ты бесповоротно стал на путь обращения, друг мойПабло, подумал Роберт Джордан. Да. Одно то, что ты вернулся, — это уже чудо. Новряд ли тебя можно будет когда-нибудь причислить к лику святых.

— С этими пятью я захвачу нижний пост, как должен былсделать Глухой, — сказал Пабло. — Мы перережем провода и подадимся назад, кмосту, как условлено.

Мы уже переговорили об этом десять минут назад, подумалРоберт Джордан. Интересно, почему он опять…

— Может быть, нам удастся потом уйти в Гредос, — сказалПабло. — Я много об этом думал.

Тебя, наверно, только что осенила какая-то гениальная мысль,подумал Роберт Джордан. Еще какое-нибудь откровение. Но в то, что ты и меня ссобой приглашаешь, я не верю. Нет, Пабло. Не пробуй убедить меня.

С тех самых пор, как Пабло появился в пещере и сказал, что сним пришло еще пять человек, Роберт Джордан воспрянул духом. Возвращение Паблорассеяло атмосферу трагедии, которая, казалось, нависла над предстоящей имоперацией с тех пор, как пошел снег, и, снова увидев Пабло, он хотя и неподумал, что счастье повернулось к нему лицом — в это он не верил, — но, вовсяком случае, почувствовал, что все складывается к лучшему и что теперь естьнадежда на успех. Предчувствие неудачи исчезло, и он ощущал теперь, какбодрость прибывает в нем, словно воздух, медленно нагнетаемый в спустившую камеру.Сначала как будто ничего не заметно, хотя начало положено и насос медленноработает, а резиновая камера чуть шевелится. Так прибывала в нем бодрость,точно морской прилив или сок в дереве, и он уже чувствовал в себе тот зародышотрицания всех дурных предчувствий, который перед боем часто вырастал у него вощущение настоящего счастья.