— Все как обычно, господин полковник. Спокойно. Всеспокойно.

— По-моему, я тебя видел в Серседилье месяца три назад, моглоэто быть? — спросил полковник.

— Да, господин полковник.

— Так я и думал. — Полковник похлопал его по плечу. — Ты былсо стариком Ансельмо. Ну как он, жив?

— Жив, господин полковник, — ответил ему Андрес.

— Хорошо. Я очень рад, — сказал полковник.

Офицер показал ему напечатанный на машинке пропуск, онпрочел и поставил внизу свою подпись.

— Теперь поезжайте, — обратился он к Гомесу и Андресу. —Поосторожнее с мотоциклом, — сказал он Гомесу. — Фары не выключай. От одногомотоцикла ничего не будет, а ехать надо осторожно. Передайте мой приветтоварищу генералу Гольцу. Мы с ним встречались после Пегериноса. — Он пожал имобоим руки. — Сунь документы за рубашку и застегнись, — сказал он. — Намотоцикле ветер сильно бьет в лицо.

Когда они вышли, полковник подошел к шкафчику, достал оттудастакан и бутылку, налил себе виски и добавил воды из глиняного кувшина,стоявшего на полу у стены. Потом, держа стакан в одной руке и медленнопотягивая виски, он остановился у большой карты и стал оценивать шансы на успехнаступления под Навасеррадой.

— Как хорошо, что там Гольц, а не я, — сказал он наконецофицеру, сидевшему за столом.

Офицер не ответил ему, и, переведя взгляд с карты наофицера, полковник увидел, что тот спит, положив голову на руки. Полковник подошелк столу и переставил телефоны вплотную к голове офицера — один справа, другойслева. Потом он подошел к шкафчику, налил себе еще виски, добавил воды и сновавернулся к карте.

Андрес, крепко уцепившись за сиденье, задрожавшее при пускемотора, пригнул голову от ветра, когда мотоцикл с оглушительным фырканьемринулся в рассеченную фарой темь проселочной дороги, которая уходила вперед, вчерноту окаймлявших ее тополей, а потом эта чернота померкла, пожелтела, когдадорога нырнула вниз, в туман около ручья, потом опять сгустилась, когда дорогаснова поднялась выше, и тогда впереди, у перекрестка, их фара нащупала серыемахины грузовиков, спускавшихся порожняком с гор.

Пабло остановил лошадь и спешился в темноте. Роберт Джордануслышал поскрипыванье седел и хриплое дыхание, когда спешивались остальные, извяканье уздечки, когда одна лошадь мотнула головой. На него пахнуло лошадинымпотом и кислым запахом давно не стиранной, не снимаемой на ночь одежды, которыйисходил от новых людей, и дымным, застоявшимся запахом тех, кто жил в пещере.Пабло стоял рядом с ним, и от него несло медным запахом винного перегара, и уРоберта Джордана было такое ощущение, будто он держит медную монету во рту. Онзакурил, прикрыв папиросу ладонями, чтобы не было видно огня, глубоко затянулсяи услышал, как Пабло сказал совсем тихо: «Пилар, отвяжи мешок с гранатами, покамы стреножим лошадей».

— Агустин, — шепотом сказал Роберт Джордан, — ты и Ансельмопойдете со мной к мосту. Мешок с дисками для maquina у тебя?

— Да, — сказал Агустин. — Конечно, у меня.

Роберт Джордан подошел к Пилар, которая с помощью Примитивоснимала поклажу с одной из лошадей.

— Слушай, женщина, — тихо сказал он.

— Ну что? — хрипло шепнула она, отстегивая ремень под брюхомлошади.

— Ты поняла, что атаковать пост можно будет только тогда,когда вы услышите бомбежку?

— Сколько раз ты будешь это повторять? — сказала Пилар. — Тыхуже старой бабы, Ingles.

— Это я для проверки, — сказал Роберт Джордан. — А кактолько с постовыми разделаетесь, бегите к мосту и прикрывайте дорогу и мойлевый фланг.

— Я все поняла с первого раза, лучше не втолкуешь, — шепотомответила Пилар. — Иди, делай свое дело.

— И чтобы никто не двигался с места, и не стрелял, и небросал гранат до тех пор, пока не услышите бомбежки, — тихо сказал РобертДжордан.

— Не мучай ты меня, — сердито прошептала Пилар. — Я всепоняла, еще когда мы были у Глухого.

Роберт Джордан пошел туда, где Пабло привязывал лошадей.

— Я только тех стреножил, которые могут испугаться, — сказалПабло. — А эти — достаточно потянуть за веревку, вот так, и они свободны.

— Хорошо.

— Я объясню девушке и цыгану, как с ними обращаться, —сказал Пабло.

Те, кого он привел, кучкой стояли в стороне, опираясь накарабины.

— Ты все понял? — спросил Роберт Джордан.

— А как же, — сказал Пабло. — Разделаться с постовыми.Перерезать провода. Потом назад, к мосту. Прикрывать мост, пока ты его невзорвешь.

— И не начинать до тех пор, пока не услышите бомбежки.

— Правильно.

— Ну, тогда желаю удачи.

Пабло буркнул что-то. Потом сказал:

— А ты будешь прикрывать нас большой maquina и своеймаленькой maquina, когда мы пойдем назад, а, Ingles?

— Не беспокойся, — сказал Роберт Джордан. — Будет сделано,как надо.

— Тогда все, — сказал Пабло. — Но надо быть оченьосторожным, Ingles. Если не соблюдать осторожности, то не так-то просто будетвсе сделать.

— Я сам буду стрелять из maquina, — сказал ему РобертДжордан.

— А ты умеешь с ней обращаться? Я не желаю, чтобы меняподстрелил Агустин, хоть и с самыми добрыми намерениями.

— Я умею с ней обращаться. Правда. И если стрелять будетАгустин, я послежу, чтобы он целился выше ваших голов. Чтобы забирал выше,выше.

— Тогда все, — сказал Пабло. Потом добавил тихо, словно посекрету: — А лошадей все еще мало!

Сукин сын, подумал Роберт Джордан. Неужели он недогадывается, что я сразу раскусил его?

— Я пойду пешком, — сказал он. — Лошади — это твоя забота.

— Нет, Ingles, лошадь будет и для тебя, — тихо сказал Пабло.— Лошади найдутся для всех.

— Это твое дело, — сказал Роберт Джордан. — Обо мне можешьне беспокоиться. А патронов у тебя хватит для твоей новой maquina?

— Да, — сказал Пабло. — Все, что было у кавалериста, всездесь. Я только четыре расстрелял, хотел попробовать. Я пробовал вчера в горах.

— Ну, мы пошли, — сказал Роберт Джордан. — Надо прийти тудапораньше, чтобы залечь до рассвета.