Кормить меня тоже пытались, но и здесь я отказалась категорически — с этим проблем у меня нет. Почему-то еда кажется безвкусной, хотя запах я чувствую. Чувствую ещё гладкую поверхность фарфоровой явно дорогой тарелки, теплой и тяжелой, гладкость металлической ложки. После еды нахожу наощупь мягкий пушистый плед и забиваюсь в угол.

Никакого особого досуга у меня нет. И сейчас я сижу на полу на ковре, между холодной стеной и софой.

Кажется, вот-вот зашуршит, открываясь, дверь, заскрипят половицы, и в комнате (или где я там нахожусь) появится папа. Со свечой в руках, развеивающей окружившую меня темноту. Назовёт меня по имени, какое бы имя у меня ни было.

И всё сразу станет хорошо, спокойно и так, как нужно.

***

Первое время — неделю, месяц или, может быть, год, я сопротивлялась. Рвалась, как птица из стеклянной клетки, не понимая, что выхода нет, судорожно, раз за разом, разбивая голову о невидимую преграду. Я-то была уверена, что леди Сейкен будет разочарована тем, что я изрядно растратила свои силы за время вливания магии в страдающего от родового проклятия короля, однако вышло наоборот — она была довольна. Возможно, даже поддразнивала меня, чтобы я выложилась до самого дна, без остатка в своих бестолковых попытках освободиться. Её поместье было неплохо подготовлено к длительному пребыванию одной бунтующей, крайне категорично настроенной к собственному плену огненной магички. Полное отсутствие соседей в округе, высокая ограда в саду, устойчивые к огню стены, окна с решётками под самым потолком, двойные двери и неболтливые исполнительные слуги.

Всё для меня, можно жить и чувствовать себя практически королевой, столько усилий — ради меня одной. Впрочем, не исключено, не я первая, не я последняя.

Не помню, на каком моменте я сломалась.

Возможно, когда действительно истощила свои силы до предела и несколько дней провалялась без сил, без магии, чувствуя себя примерно как возвращающийся с поля боя ветеран войны, лишившийся рук и ног. Или когда проснулась в полной темноте, словно мои давние кошмары о третьем курсе слепоты решили вдруг воплотиться в жизнь — то ли леди наложила на меня какую-то хитрую новую печать, то ли это было ещё одним последствием истощения, не знаю. Возможно, когда леди мне сказала, что Академии безмолвия и её обитателей больше нет, уничтожены нашествием плотоядных умертвий и трансформированных магических существ. Я ей не поверила, просто потому, что у меня не было на это сил. Просто потому, что мне нужно было хоть во что-то верить, чтобы выживать. Верить, вспоминать, представлять в темноте лица всех своих друзей, однокурсников, преподавателей и просто знакомых, думать о том, что несмотря ни на что, они живут и проживут ещё много-много лет, пусть и без меня — не такое, в сущности, я сокровище, чтобы без меня помирать, верно?

Я так часто думала о том, что Габриэлю без меня будет лучше.

Возможно, никто не знает, где и с кем я вообще нахожусь. Это даже хорошо — пусть Габриэль считает, что я сбежала по собственной воле. Пусть закончит Академию, найдёт себе кого-нибудь поудачливее и поспокойнее. И просто будет жить.

Я так хочу в это верить, как и в то, что с провожавшим меня Ларсом, с Джейми, который, по его словам, искал меня и выглядел неважно, всё хорошо.

На каком-то этапе моё сопротивление сломалось, птица перестала терять окровавленные пёрышки в безуспешных метаниях перед стеклом. Клетку накрыли непроницаемым для солнечных лучей пологом, и теперь этот беспокойный комок перьев день-деньской сидит на своей узкой жёрдочки, не нуждаясь ни в полёте, ни в свободе.

Правда, и песен больше не поёт.

Но песен леди Сейкен и не надо.

Иногда мне кажется, что по-своему она даже любит меня и заботится обо мне — подобно жуткой старухе-колдунье из сказки, которая украла маленькую принцессу, заточила в башне и воспитывала как собственную дочь. Длинные волосы принцессы были волшебными, дарующими колдунье силу и вечную молодость. Иногда я думала, что когда девушка сбежала, а колдунья пыталась её вернуть, дело было не только в магии. Просто колдунья привязалась к пленнице — никого другого не было в её безрадостной чёрной жизни.

Длинные волосы так похожи на магические нити.

Пусть я не вижу ничего вокруг себя, но магию не могу не чувствовать. Исчерпавшись до самого дна души, она потихоньку начала восполняться, появляться заново. Немного иная, чем прежде, всё-таки потому, что напрямую связана с эмоциями, чувствами, переживаниями, которых я словно лишилась, уж не знаю, временно или насовсем. Мой пылкий, неугомонный, порывистый огонь стал неторопливой густой лавой, обжигающей и расплавляющей всё вокруг.

Я не знаю, для чего леди Сейкен просит меня сделать те или иные вещи. Но это и не важно. Те существа, живые и мёртвые, которые оказываются в поле моего воздействия, мне не знакомы и совершенно меня не трогают. Мне безразличны их лица и тела, их судьбы и желания, интересуют — если можно так сказать — только их плетения. Порванное я связываю воедино, целое зачастую разрываю, иногда — что-то перекраиваю, переставляю местами, иногда — убираю лишнее. В отсутствии какой-либо деятельности я даже с нетерпением жду очередных заданий, без которых, возможно, повредилась бы рассудком окончательно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Впервые я столь отчётливо разглядела действие магии жизневика. В отличие от меня, леди Адриана никакие плетения убирать и менять местами не может. Она только надстраивает и наращивает, бесконечно усложняя заданную природой и судьбой структуру. Но получающиеся магические конструкции — слишком громоздки и в силу этого ненадёжны и недолговечны. Например, полноценное воскрешение, которым леди так грезит. При наступлении смерти нити лопаются, истончаются и исчезают. Но не сразу — именно благодаря этому Корнелии Менел удалось весьма своеобразным образом спасти Джеймса. Однако "нарастить", буквально создать новое плетение "из ничего" на обрывках старого очень сложно. Действовать нужно одновременно магией смерти — погружая плетения в стазис, удерживая ещё жизнеспособные и удаляя уже бесполезные, и магией жизни — зашивая прорехи. Воссоздавая с ювелирной точностью прошлый рисунок, запуская регенерацию тела, и многое другое. Это при том, что обе магии отталкиваются друг от друга, точно магниты с одинаковыми полюсами.

Странно, если так подумать. У нас-то полюса как раз противоположные.

Одержимость леди идеей воскрешения из мёртвых мне не понятна, хотя она часто рассуждает на эту тему вслух в моём присутствии. Ей вроде бы нравится что-то мне объяснять и учить меня. Порой она сожалеет, что на все её реплики я только киваю и не задаю никаких вопросов. На мой взгляд, то создание, которое продолжит существование после этой кропотливой магической операции прежним всё равно не будет. Это ведь только кажется, что нити парят в воздухе вокруг, что можно восстановить пропажу, не поцарапав тончайшие стенки душевного сосуда. Но моего мнения по данному поводу никто не спрашивает, а мне не хочется говорить.