Насколько я поняла, много-много лет назад — несмотря на прекрасно сохранившуюся внешность, я имею в виду, прекрасную до моего огненного воздействия в прошлом году, леди прожила никак не меньше семи десятков лет — она тоже пережила свою незабываемую потерю. Потерю, которую не сохранила никакая магия, никакой стазис, так что не осталось ни надежды, ни даже призрака надежды. Кто это был? Ребёнок, возлюбленный, родственник? Или они все сразу?

Не знаю, я не вслушивалась. Мерно кивала головой, продолжая наблюдать свои внутренние мерцающие и сияющие видения, наслаждаясь отсутствием тоски по прошлому и тревоги по будущему.

Возможно, именно из отсутствия этих тревог воскрешение у нас с леди не получилось ни разу. Да, я примерно представляла себе последовательность событий и действия, да, честно выполняла то, что должна была — но всё-таки именно из-за столкновения наших полярно противоположных сил конструкции, выстроенные с таким трудом, рушились, точно карточные домики.

Возможно, дело было во мне.

Я теперь могла так много, знала так много, например, о той же резусцитации, заклятии воскрешения, из-за которого столько лет мучился сэр Лаэн. Тогда, раньше я представляла его жертвой магико-политических интриг, но на самом деле всё было не совсем так. Политика ректора Академии, направленная против экспериментов на людях, против бесконечного выкачивания сил из юных магов и их вливания в угасающую королевскую династию, разумеется, не добавляла ему популярности, но настоящей виновницей гибели и последующий бесконечных приходов маленького Лукаса к своему истерзанному отцу оказалась супруга ректора, маг жизни и достойная во всех отношениях ученица леди Сейкен. В результате отнюдь не покушения, а несчастного случая маленький Лукас оказался на краю жизни и смерти, и юная леди Лаэн весьма неудачно применила знания о запретном магическом ритуале. Фатально для себя, ибо это отняло слишком много её собственных сил, и крайне трагично для мальчика и его отца.

Иногда магия спасает жизни, иногда отнимает. Самое смешное, что магия смерти и магия жизни действуют, как правило, в направлениях, противоположных их названиям.

Но мне не смешно.

Мне никак.

***

Сегодня утром я гуляю по саду. Отсутствие зрения не мешает неплохо ориентироваться в пространстве, ни на что не наталкиваться и ничего не сбивать. Я вдыхаю запахи, ощущаю под пальцами шершавые стволы, мягкие травинки, полную соков и жизненных сил упругую мясистую листву.

Лето. Впрочем, я не уверена, что это моё первое лето здесь.

Леди Сейкен находится где-то рядом, её я тоже чувствую.

— Я бы так хотела взять тебя с собой в город, Джейма, — говорит она негромко. — Надо подумать об этом.

Киваю. Чувствую солнечные лучи на коже. Тепло.

— Не нужно, чтобы тебя кто-нибудь увидел. Да и меня.

Киваю. Несмотря на кажущуюся свежесть природы, чувствуются первые прохладные нотки. Лето движется к осени.

— Ты не хочешь спросить, зачем?

Киваю. Но леди всё-таки ждёт, и я послушно спрашиваю:

— Зачем?

— К двенадцатилетию принца Асверуса будет приурочена его коронация.

Киваю.

— В Тароле, да и других городах пройдут большие праздники, но сама коронация будет закрытой. Думаю, ты понимаешь, почему.

Киваю.

— Проклятие активируется, Джейма! Думаю, это будет потрясающее зрелище. Жаль, не для наших глаз.

Киваю.

Пахнет травой и землёй.

Всё, как всегда.

Всё, как обычно.

И все-таки что-то меняется. Я помню принца Асверуса. Помню свои визиты в королевский дворец. Помню приступ короля, изъеденную плоть адьюта под кожаной маской, лицо королевы, свою странную просьбу пригласить меня на день рождения наследника престола.

А почему коронация?

Впервые за столько — не знаю, сколько — времени я задаюсь вопросом "почему". И, наверное, совершенно случайно произношу его вслух.

— Король скончался, Джейма, — почти радостно произносит леди Адриана. Возможно, её радует проявление моего любопытства или доставляет удовольствие сама смерть Его Величества, не знаю.

Киваю по привычке. Мне не жаль, мне не грустно, но определённо как-то иначе, чем обычно. Чувствую, как отдаляется леди Адриана. Подхожу к ограде — она металлическая, с очень узким промежутком между толстыми прутьями. Я не смогла бы пролезть, даже если бы стала скелетом — череп застрял бы. Но я опускаюсь на колени и украдкой вытягиваю руку. Спустя несколько мгновений нечто округлое и твёрдое тычется мне в ладонь.

Оленёнок, питомец призрака Анны, увязавшийся за мной ещё на территории Академии, нашёл меня и здесь. Иногда мы общаемся с ним через ограду, заходить на территорию я ему не разрешаю. Поглаживаю костяную голову и думаю о детях.

Жизнь бывает несправедлива ко всем, но почему-то детей мне особенно жаль. Маленького Лукаса, который не прожил свою жизнь, только-только начал. Джейми, который стал, по сути, жертвой взрослых игр, амбиций, страхов и ревности. Сэмюэля Фокса, погибшего из-за случайности и, возможно, отчасти из-за той же сложной и запутанной истории отношений его родителей. И многих других.

Жизнь несправедлива ко всем, но именно дети — дети ни в чем не были виноваты.

Я так ничего и не вижу, но — мысленно — прикрываю глаза и посылаю импульс маленькому, привязавшемуся ко мне умертвию. Слабый, невнятный магический импульс, сама не могла бы сказать, с каким посылом, просьбой или мольбой. Но скелетик встряхивается, совсем как живой, и стремительно уносится прочь.

А я отворачиваюсь от ограды и возвращаюсь обратно.

Впервые за долгое время думая о том, каким будет следующий день.

Это начинается внезапно. Не на следующий день и даже не через несколько дней, на улице ещё тепло, и я подозреваю, что приближающаяся осень всё-таки не вступила в свои права. Я ничего не слышу, потому, что звуков действительно нет, и ничего не вижу, потому что нахожусь по-прежнему в полной темноте.

Но я чувствую, что что-то происходит.

Если бы демонов Джонатан Оул узнал бы о благотворном воздействии слепоты на обострение чувств и восприятия, боюсь, в Академию безмолвия адептов пришлось бы привозить под конвоем.

Судя по всему, я действительно немного прихожу в себя. В прямом и переносном смысле вылезаю из облюбованного угла, точно дикое настороженное животное, втягиваю носом воздух. Подхожу к двери, безуспешно дёргаю ручку. Обхожу все стены по периметру — разумеется, это совершенно бесполезно, никаких тайных дверей здесь нет. Понимаю, почему запертые в клетке звери ходят из угла в угол. Бездействие давит даже на ушные перепонки, кажется, вот-вот, да и носом кровь пойдёт.

Ощущение того, что мне нужно выйти из комнаты, нарастает, разбухает внутри так, что я давлюсь вдыхаемым воздухом. И когда в дверном замке вдруг поворачивается ключ, затаиваюсь, будто сливаясь с внутренней темнотой. Как только человек заходит — скорее всего, эта та самая служанка, что приносит мне еду, но уж точно не леди Сейкен — я моментально набрасываю заклятие кратковременного стазиса. Всё-таки едва не спотыкаюсь об упавшее на ковёр тело и выскальзываю в коридор, держась рукой за стену. Злюсь на себя за свою беспомощность, переживаю кратковременный приступ ужаса, что вошедший в комнату человек мог быть "со стороны" и пострадал зря, и всё же иду вперёд. Путь мне известен. Прохожу по коридору, никого не встречая, толкаю дверь на улицу. Убеждаюсь, что она не заперта, но наружу не выхожу, стою в проходе, вслушиваясь и принюхиваясь.