— Консерваторам это не понравится.

— А им никогда ничего не нравится. Они и нижнее бельене меняли бы, если б это не было необходимо.

— С точки зрения закона, это в высшей степенисомнительно, ваше величество, — говорил Оскайн. — Я не подвергаюсомнению твои слова, анара, — поспешил добавить он, — но, полагаю,все мы понимаем, что столкнемся с немалыми трудностями. Все, что у насимеется, — ничем не подтверждаемое свидетельство Ксанетии о том, чтодумают эти люди. Даже самый снисходительный судья не сможет переварить такое.Нам предстоит рассматривать весьма сложные дела — особенно учитывая то, чтонекоторые обвиняемые принадлежат к высшей знати Тамула.

— Скажи уж им обо всем, Стрейджен, — предложилСпархок. — Ты ведь так или иначе собираешься осуществить свой план, а еслиты с ними не поделишься, они еще месяц будут ломать головы над юридическимитонкостями.

Стрейджен моргнул.

— Лучше бы тебе помалкивать, старина, —страдальчески проговорил он. — Их величества — персоны официальные и внекотором роде обязаны соблюдать букву закона. Им было бы куда спокойнее, еслиб мы не стали посвящать их в подробности.

— Согласен, но тогда у них уйдет уйма времени насудейские проблемы, а время нам слишком дорого.

— В чем дело? — с любопытством спросил Сарабиан.

— Милорд Стрейджен и милорд Кааладор, ваше величество,разработали способ сократить наши судебные расходы — в интересах дела,разумеется. Ты сам расскажешь, Стрейджен? Или предпочитаешь, чтобы это сделаля?

— Валяй, рассказывай сам. Может быть, в твоих устах этопрозвучит поприличнее. — Стрейджен отки-

нулся на спинку кресла, задумчиво поигрывая парой золотыхмонет.

— План весьма прост, ваше величество, — сказалСпархок. — Они предлагают вместо того, чтобы арестовывать всехзаговорщиков, шпионов, доносчиков и тому подобных, — просто убить их всех.

— Что?! — воскликнул Сарабиан.

— Это уж чересчур прямолинейно, Спархок, —посетовал Стрейджен.

— Я человек прямой, — пожал плечамиСпархок. — По правде говоря, ваше величество, я эту идею одобряю. Вэнионже переварил ее с трудом. — Он откинулся в кресле и задумчиво продолжал: —Правосудие — странная штука. Оно лишь частично заинтересовано в том, чтобынаказать виновных. Главная его цель — устрашение. Правосудие стремится отбить улюдей охоту совершать преступления тем, что — прилюдно — причиняет всяческиенеприятности пойманным преступникам. Однако, как заметил Стрейджен, большинствопреступников так и не попадает в лапы закона, а потому все, чем занимаютсяполиция и суды, — всеми силами стараются оправдать свое содержание.Стрейджен предлагает обойти и суд, и полицию и в одну ночь отправить к нашимподопечным убийц. Наутро по всей Империи всякого, кто хоть отдаленно связан сЗаластой и его дружками-изгоями, найдут с перерезанным горлом. Если нам нужноустрашение, так лучшего и не придумаешь. Нам не станут помехой ниоправдательные приговоры, ни прошения о помиловании на высочайшее имя. Если мыустроим эту бойню, еще много лет каждому жителю Тамульской империи при одной мыслиоб измене будут сниться страшные сны. Я одобряю тактические преимущества этойидеи. Проблему справедливости и правосудия я оставляю богам — или судейскимчинам. Мне нравится эта идея, потому что она причинит чудовищный урон Заласте.Он стирик, а стирики обычно добиваются того, что им нужно, обманом и уловками.Чтобы достичь своих целей без открытой борьбы, Заласта создал грандиозную исложную сеть предателей. План Стрейджена уничтожит эту сеть в одну ночь, ипосле этого только сумасшедший захочет присоединиться к Заласте. Потеряв своихлюдей, Заласта будет вынужден вступить в открытую борьбу — а в этом он несилен, в отличие от нас. Мы получим возможность вести борьбу на наших условиях— а это всегда было громадным тактическим преимуществом.

— При том, что выбор времени за нами, — прибавилКааладор. — Очень важно сделать это в нужное время.

— И никто не будет ожидать от нас такого хода, —заметил Итайн. — В этом тоже наше преимущество.

— Существуют законы, Итайн, — возразил егобрат. — Законы — основа цивилизации. Если мы начнем нарушать законы, какмы можем ожидать, что им будут подчиняться другие?

— В том-то и вся соль, Оскайн. Сейчас наши законызащищают преступников, а не общество в целом. Мы еще успеем после придуматьэтому плану достойное юридическое обоснование. Единственное, что меня неустраивает, — что у этих… гм… исполнителей политики правительства не будетофициального статуса. — Итайн нахмурился. — Полагаю, мы разрешим этупроблему, назначив милорда Стрейджена на пост министра внутренних дел, амастера Кааладора — главой тайной полиции.

— Еще какой тайной, ваше превосходительство! —рассмеялся Кааладор. — Я даже в глаза не видел большинства этих убийц.

Итайн улыбнулся.

— Именно такие нам и нужны, я полагаю. — Онвзглянул на императора. — Это придаст всему делу легкий оттенокзаконности, ваше величество, — на тот случай, если вы решите одобрить его.

Сарабиан с задумчивым видом откинулся в кресле.

— Это искушение, — сознался он. — Такаякровавая баня обеспечит гражданский мир в Империи самое малое на сотню летвперед. — Он с усилием согнал с лица мечтательное выражение. — Нет,это уж слишком по-варварски. Я не могу одобрить нечто подобное в присутствииледи Сефрении и анары Ксанетии.

— Каково твое мнение, Ксанетия? — осторожноосведомилась Сефрения.

— Мы, дэльфы, не озабочены излишней щепетильностью июридическими тонкостями, Сефрения.

— Так я и полагала. Добро есть добро, а зло есть зло,не так ли?

— Истинно так мне и сдается.

— Мне тоже. Заласта причинил вред нам обеим, а бойня,задуманная Стрейдженом, причинит вред ему. Не думаю, чтобы ты или я сталивозражать против того, что во вред Заласте. Ведь так?

Ксанетия улыбнулась.

— Решение за тобой, Сарабиан, — заключилаСефрения. — И не оглядывайся на меня или Ксанетию в поисках оправданиясвоему отказу. Мы не находим в этом замысле ничего предосудительного.

— Я глубоко разочарован в вас обеих, — объявилон. — Я так надеялся, что вы поможете мне вывернуться. Элана, ты мояпоследняя надежда. Неужели тебя не ужасает этот чудовищный замысел?