— Собственно, Спархок, как мы собираемся это проделать? —спросил Вэнион. — Тебе придется освободить Троллей-Богов, чтобыпобеседовать с ними?

Спархок покачал головой.

— Беллиом говорит, что это ни к чему. Сами Тролли-Богиво время разговора останутся в Беллиоме. В мире может появляться их бестелесныйдух — кроме тех случаев, когда Беллиом окружен золотом или сталью. Как японимаю, и в этом состоянии они могут проявить часть своей силы, но истинное ихмогущество заключено вместе с ними в Беллиоме.

— А не будет ли безопаснее предоставить им действовать сэтим ограниченным могуществом, чем освобождать их целиком и полностью? —спросил Вэнион.

— Это не сработает, дорогой, — сказалаСефрения. — Тролли-Боги могут сойтись в бою с самим Киргоном, а если этослучится, им понадобится все их могущество.

— Более того, — добавила Ксанетия, — полагаюя, что они почувствуют нашу в них потребность и будут торговаться отчаянно.

— Ты будешь вести переговоры, Спархок? — спросилВэнион.

Спархок покачал головой.

— Улаф знает троллей — и Троллей-Богов — куда лучше,чем я, да и на языке троллей говорит намного лучше. Я выну Беллиом и призовуТроллей-Богов, а потом уже наступит черед Улафа. — Он выглянул вокно. — Уже почти светает. Пора отправляться. Улаф и Стрейджен будут ждатьнас во внутреннем дворе.

— Отвернитесь, — приказала Даная.

— Что? — переспросил ее отец.

— Отвернись, Спархок. Вы не должны этого видеть.

— Это одна из ее причуд, — пояснилаСефрения. — Она не хочет, чтобы кто-либо знал, как она выглядит на самомделе.

— Я уже знаю, как выглядит Флейта.

— Ей предстоит превращение, Спархок. Она непревращается из Данаи сразу во Флейту. По пути из одной маленькой девочки вдругую она проходит через настоящую свою личность.

Спархок вздохнул.

— И сколько же их у нее?

— Полагаю, не одна тысяча.

— Весьма гнетуще. У меня есть дочь, а я не знаю, какаяона на самом деле.

— Не говори глупостей, — отозвалась Даная. —Конечно же, ты знаешь меня.

— Но только одну тебя, тысячную часть того, что ты естьна самом деле, — такую махонькую частичку. — Он снова вздохнул иотвернулся.

— Это вовсе не махонькая частичка, отец. — Данаяеще говорила, а ее голос уже менялся, становился сильнее и полнозвучнее. Этобыл голос уже не ребенка, но женщины.

На дальней стене комнаты висело зеркало — плоскийпрямоугольник из отполированной до блеска бронзы. Глянув туда, Спархок заметилв зеркале смутное отражение той, что стояла у него за спиной. Он быстро отвелглаза.

— Смотри, Спархок, смотри. Зеркало не слишком хорошее,так что много ты не разглядишь.

Он поднял глаза и уставился на ослепительно сверкающийпрямоугольник бронзы. Отражение было нечетким, искаженным, и он мог различитьлишь очертания ее фигуры. Ростом Афраэль была выше Сефрении. У нее были длинныечерные волосы и бледная кожа. Лицо ее в этом нечетком отражении казалось лишьразмытым пятном, но отчего-то он очень хорошо разглядел глаза. В этих глазахбыли бессмертная мудрость, вечная радость и любовь.

— Ни для кого другого я бы этого не сделала,Спархок, — прозвучал голос женщины, — но ты лучший отец из всех, чтоу меня были, так что я могу и нарушить правила.

— Ты когда-нибудь носишь одежду? — спросил он.

— С какой стати? Ты же знаешь, я никогда не мерзну.

— Я говорю о скромности, Афраэль. В конце концов, ятвой отец и должен об этом заботиться.

Она рассмеялась и из-за его спины протянула руку, чтобыпогладить его по щеке. Лица Спархока коснулась отнюдь не рука маленькойдевочки. Он вдохнул слабый запах травы, но другие, знакомые ему запахи Данаи иФлейты изменились. Та, что стояла за его спиной, определенно не была девочкой.

— В этом виде ты являешься своим родственникам? —спросил он.

— Не слишком часто. Я предпочитаю, чтобы они считалименя ребенком. Так мне намного проще добиться своего — и получить куда большепоцелуев.

— Для тебя очень важно добиваться своего, верно,Афраэль?

— Конечно? Это важно для всех нас, разве нет? Я простолучше других умею это проделывать. — Она вновь рассмеялась грудным сочнымсмехом. — По правде говоря, в этом меня никому не превзойти.

— Я это уже заметил, — сухо сказал он.

— Что ж, — проговорила Афраэль, — я бы срадостью потолковала с тобой об этом, но не стоит заставлять Улафа и Стрейдженаждать. — Отражение в зеркале заколебалось и стало уменьшаться. — Нувот, — услышал Спархок знакомый голос Флейты, — теперь пойдем уладимдело с Троллями-Богами.

Утро выдалось пасмурным, и ветер гнал грязно-серые тучи кТамульскому морю. На улицах Огнеглавого Материона было почти безлюдно, когдаСпархок и его друзья выехали из императорской резиденции и по широкой длиннойулице направились к восточным воротам.

Выехав из города, они поднялись на вершину длинного холма,откуда впервые увидели сияющий город.

— Как ты собираешься разговаривать с ними? —спросил Стрейджен у Улафа, когда они перевалили через холм.

— Осторожно, — проворчал Улаф. — Мне что-тоне хочется, чтобы меня съели. Я разговаривал с ними и раньше, так что они,наверное, помнят меня, да и Беллиом в руке Спархока поможет сдержать их желаниесожрать меня на месте.

— Какое место ты выберешь для разговора? — спросилВэнион.

— Открытое — но не слишком. Пусть поблизости будутдеревья — чтобы мне было куда забраться на случай, если дела обернутсяхудо. — Улаф оглядел своих спутников. — Хочу предупредить: когда яначну, не стойте между мной и ближайшим деревом.

— Там? — спросил Спархок, указывая на пастбище, закоторым вставал сосновый лесок. Улаф прищурился.

— Не само совершенство, да где ж его взять,совершенство? Давайте-ка начнем. Что-то у меня нынче утром нервы натянуты, какструна.

Они выехали на пастбище и спешились.

— Кто-нибудь хочет мне что-то сказать, прежде чем мыначнем? — осведомился Спархок.