Они мчались что было сил, улочка за ними грохотала топотомпреследователей.

— Живыми их! Живыыыыыми!

— Я горю! Горююююю!

Они бежали что было сил, а сил добавлял панический страх.Они понимали, что означает приказ: «брать живыми». Долгое, медленное умирание впалаческой, бока, палимые раскаленным железом, выламываемые суставы, кости,дробимые в тисках и дыбах. Чудовищная смерть на эшафоте. Только не это, думалРейневан, мчась как гончая. Только не Биркарт Грелленорт.

Кто-то их догонял, Самсон с полуоборота вдарил одного изпреследующих гёдендагом. Второго Рейневан ткнул снизу, в мякоть, раненый завыл,свернулся на мостовой, третий споткнулся о него; прежде чем он упал, Рейневанраспластал ему лицо.

Они убегали, получив некоторое преимущество. Увидели Шарлея,указывающего им путь — в узкий заулок. Побежали. Перед ними бежал Бисклаврет.Трутвайн исчез.

— Бегом! Теперь налево!

Звуки погони немного утихли, кажется, им удалось ненадолгообмануть преследователей, которых задержали люди, бегущие с ведрами на пожар.Но Рейневан и Самсон не останавливались, бежали без передыху. Под ногамизахлюпала грязь, заплескалась вода, в нос ударила вонь, отвратный запах мочи.Бисклаврет и Шарлей с треском выламывали какие-то доски.

— Влезайте! Дальше, живее!

Прошло немного времени, прежде чем Рейневан сообразил, чтофранцуз велит ему лезть в выгребную яму, прямо в самую дыру, в разящую жуткимсмрадом клоаку. В этой яме уже с плеском исчезал Шарлей. Лучше говно, чемкамера пыток, подумал Рейневан. Он глубоко вздохнул. Месиво внизу встретило егоприятным теплом. И огромной волной, когда вниз спрыгнул Самсон. Вонь удушала.

— Сюда, тьфу... — Бисклаврет выплюнул то, что вместе сволной попало ему в рот. — В канал. Выше голову. Это только вначале плохо.Потом будет просторнее.

Звуки преследования начали приближаться. Рейневан зажалпальцами нос и нырнул.

Как он на четвереньках пробирался по облицованному камнямиканалу, он предпочитал не помнить. Вымарал это из памяти. Просвет под каменнымсводом был то выше, то ниже, рот оказывался то над, то под жидким дерьмом. Рукии колени увязали в том, что толстым слоем покрывало дно. То есть в основном в том,что, обладая консистенцией гончарной глины, оседало здесь в течение шестидесятилет, или, как Рейневан узнал позже, с начала клодзкской канализации, которуюдатировали 1368 годом.

Сколь долго тянулась эта геенна, трудно было сказать.Казалось, целый век. Но неожиданно вспыхнули ослепительная радость свежеговоздуха и выжимающая слезы роскошь чистой воды — прямо из стока они попали вМлыновку. Отсюда уже недалеко было до Нисы, в которой можно было обмыться болеебыстрым течением. Они кинулись в воду, переплыли на правый берег. Поверхностьреки золотым и красным освещал пожар, это кострами полыхали сараи и постройкина Рыбаках и Выгоне. Мелькали силуэты всадников.

— Холера, — утомленно проговорил Шарлей. — В кармане былкусок хлеба... Наверно, выпал. Пропал завтрак...

— Кто нас выдал? Трутвайн?

— Не думаю. — Рейневан уселся в мелкой воде, наслаждаясьомывающим его течением. — Бомба, которую я взорвал, была у меня как разблагодаря ему... Он доставил мне ветку оливы. Стащил в церкви…

— Олива в церкви?

— С последнего помазания.

На прибрежном песке глухо загудели копыта коней.

— Фогельзанг! Приятно видеть вас живыми, сукины дети!

— Жехорс! Ха! И Бразда из Клинштейна?

— Ты жив, Рейневан? Привет, Шарлей! Здравствуй, Самсон!

— Беренгар Таулер? Ты здесь?

— Собственной персоной. Из Табора я перешел к сиротам. Нопо-прежнему считаю, что солдатчина — дело без будущего... Ну вы и воняете жеговном...

— На коней, — прервал беседу Бразда из Клинштейна. —Краловец и Прокоп Малый хотят вас видеть. Они ждут.

Штаб сирот располагался в пригороде Нойленде, в корчме.

Когда Рейневан, введенный Браздой и Жехорсом, вошел,наступила тишина.

Он знал главнокомандующего сиротскими полевыми войсками,гейтмана Яна Краловца из Градка, угрюмца и злословца, но пользующегося заслуженнойрепутацией способного командира, любимого воинами почти так же, как некогдаЖижка. Знал он и Йиру из Жечицы, гейтмана из старой жижковской гвардии. Знал,разумеется, и не уступающего гейтманам проповедника Прокоупека. Знал всегдаулыбающегося и неизменно пребывающего в хорошем настроении рыцаря Яна Колду изЖампаха. Не знал молодого шляхтича в полных доспехах, с гербовым щитом,поделенным на черные, серебряные и красные поля, ему сообщили, что это МатейСалава из Липы, гейтман Полички. Он нигде не видел Петра из Лихвина, попрозвищу Петр Поляк, и тоже лишь позже узнал, что тот остался с гарнизоном взахваченной крепости Гомоле.

Известие о том, что диверсия в городе не удалась, ни одниворота Клодзка открыты не будут, поджогов не будет, Краловец воспринялспокойно,

— Ну что ж, такова жизнь, — пожал он плечами. — Впрочем, явсегда считал, что Прокоп и Флютек слишком высоко тебя оценивают, Рейневан изБелявы. Тебя явно перехвалили. К тому же, прости, ты ужасно воняешь.

— Я выбрался из Клодзка по сточному каналу.

— Словом, — Краловец по-прежнему был спокоен, — городтебя... высрал. Весьма символично. Иди умойся, очистись. Нас тут ждет немалаяработа и серьезные задачи. Надо самому, без посторонней помощи взять этотгород.

— Мне кажется, — ляпнул Рейневан, — Клодзк следовало быобойти. Оборона у него очень сильная, командиры смелые, моральность гарнизонавысокая... Не лучше ли пойти на Камонец? На цистерцианский монастырь? Оченьбогатый монастырь.

Йира из Речицы прыснул, Колдта покрутил головой. Краловецмолчал, кривя рот, смотрел на Рейневана долго и упорно.

— Когда мне понадобится твое мнение касательно военныхвопросов, — сказал наконец, — дам тебе знать. Иди.

Над монастырским садом пластался седой дым, пахло сорняками.Старый монах-летописец обмакнул перо в чернила.

Аппо Domini MCCCCXXVIII feria IV ante palmarum Viclefiste desecta Orphanorum cum pixidibus et machinis castrum dictum Cladzcocircumvallaverunt, in quo castro erant capitanei dominus Puotha de Czastolowiczet Nicolaus dictus Mosco, et ibi dictis pixidibus et machinis sagittantes etper sturm et aliis diversis modis ipsum castrum conabantur aquirere et lucrare;ipsi vero se viriliter defenderunt...

Перо скрипело. Пахло чернилами.

* * *

— Вперед! — орал, перекрывая гул и крики, Ян Колда из Жампаха.— Вперед, Божьи воины! На стены! На стены!