Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Et sic Orphani, выписывало на пергаменте скрипящее перо, аCladzco feria IIpascerecesserunt[232].
Летописец поставил точку, отложил перо, охнул, распрямилуставшие руки.
Летописание обессиливало.
в которой участники, очевидцы и хроникеры вспоминаютнекоторые события периода, непосредственно предшествующего Пасхе 1428 года. Иопять неизвестно, кому верить.
— Зовут меня, Святой Трибунал, брат Зефирин. Из Каменецкогомонастыря цистерианского ордена. Милостиво прошу, преподобные отцы, проститьмое смущение, но ведь я впервые оказался перед Коллегией... Правда, только длятого, чтобы дать testimonium[233], но все же... Так точно, яуже готов, уже перехожу к делу. То есть к тому, что случилось в монастыре в тоттрагический день. В Великий вторник 1428-го лета Господня. И что я собственнымиглазами видел. И здесь под присягой покажу, да поможет мне... Простите, что?Ближе к делу? Вепе, bепе.[234] Уже говорю.
Наши монастырские братья частично сбежали уже раньше, всубботу перед тем воскресеньем, когда Господу воспевают Judica те Deus[235], когда еретики сжигали Отмухов, Пачков и Помянов. Зарева вту ночь я видел на полнебосклона, а утром солнышко едва сквозь дымы моглопробиться... Тогда, как я уже сказал, в некоторых fraters дух упал, сбежали,токмо то забрав, сколь в две руки уместилось... Аббат поносил их всячески,трусами обзывал, карой Божией грозил, ох, ежели б он знал, что ему достанется,он бы первым же сбег. И я тоже, не солгу пред Святым Трибуналом, сбег бы, токмоне было куда. Сам-то я по урождению ломбардец, из города Тортоны, а в Силезиюприбыл из Альтенцелле, сперва в Любёнж, а из Любёнжского монастыря попал вКаменец... Э?.. Держаться темы? Вепе, bепе, уже держуся. Уж говорю, как онобыло.
Вскоре post dominicam Judica quadragesimalem[236]слышу от беженцев: ушли кацеры, пошли куды-то на Гродков. Ну, полегчало мне,побег я в церковь, к алтарю, бух крестом на пол, gratias tibi Domine, благодарютебя, великий Боже. А туточки снова крик, ор начались, дескать, идут новыепоследователи сатаны Гуса, сиротами именуемые, идут от Клодзка. Бардо огнемпожгли, уж по другому разу, второй, говорю, раз этот несчастный город жгут. Внас сразу надежда, а ну, как боком пройдут, может, на Франкенштейн пойдутглавным Вроцлавским трактом, может, не захотится им на Каменец сворачивать. Ну,я тады тут же в церковь и давай молиться, того желая, Sancta Maria, MaterChristi, SanctaVirgoVirginum, liberanosamalo, sancteStanislaus, sancteAndrea,oratepronobis[237]...
Но ничего не дали нам наши молитвы, видать, пожелал насГосподь как Аида проучить, чтобы, значит, мы... Ах да, знаю. Надыть темыдержаться. Ну так кратко скажу: тема была такая, что напали адовы силы намонастырь в Великий вторник. Напали внезапно, как гром с ясного неба, черезстены перелезли, ворота выломали, прежде чем я peccatores te rogamus[238] крикнуть успел, уже целая их куча во внутри была. И давайбить-колотить-резать... Кошмар! SanctusDeus, sanctusfortis, sanctusimmortalis,misererernobis[239]... Брата Адальберта копьем проткнули,брата Пиуса мечами, как святого Дионисия... Брат Матей был из арбалетаустрелян, из других многих graviter vulneratis[240]... Агуситы, покарай их Бог, принялись коров из хлевов выгонять, поросяток,баранов... Забрали всех, до последней штуки... Тьфу, собачья их мать, мало тогочто haeretici, так к тому еще и latrines et fures[241]! Изцеркви вытащили сосуды, раку, ризы, мантии, агромадный серебряный крест, дарынаалтарные, подсвечники... Ничего не обошли. Нас, кои в живых осталися, согналиво двор, к стене. Пришел вожак той банды, морда паскудная, сразу видать, чтокацер, Кралович его называли, с им другой, какой-то Колда. Зовут мужиков.Потом, надобно Святому Трибуналу знать, что с оными гуситскими чехами итутошние мужики шли, безбожники, святотатцы. Оным приказал еретик Кралович, де,так, мол, и сяк, а ну-ка, укажьте, которые тут монахи народ теснили, теперьбудет им суд. Теперь этих кровопивцев толстозадых — так он на нас — каратьбудем. А энти крестьянские Иуды сразу на брата Матернуса указали, дескать, онпритеснял. Ну, оно, конечно, правда, тяжеловат был для крестьянства фратерМатернус, завсегда говорил, rustica gens optima flens. И получил. Выволоклиего, цепами насмерть били, разбойники. Сразу опосля celerarius Шолер был убит,указали на него крестьяне, потому как он девок щупал, да и за хлопчиками,бываючи, бегал... После него custos Венцель, брат Идзи, брат Лаврентий... Крик,стон, умоления, удары, кровь брызжет, мы на колени, а плач ab ira tua, ab odioet omni mala voluntate libera nos, Domine[242]...
Как было с отцом аббатом, пытаете? Уже говорю. Уж собралисьгуситы уходить, когда вбежал какой-то господинчик, светловолосый, прыткий,глаза злые, гримаса на губах... Реневан его называли. Никак нет, преподобныйотец, не ошибаюсь, хорошо слышал: Реневан. Могу крестом поклясться. Тут энтотРеневан хвать отца-аббата за рясу. Он это, кричит, Николай Каппитц, аббаткаменецкий, найгорший народа обижатель, мерзавец, подлец, доносчик иинквизиторский... хм-м, хм-м... простите, инквизиторский пес. А к аббату,наклонившись, помнишь, говорит, и зубами скрежещет, Адель, сучий сын? Которуюты в Зембицах за сто дукатов в колдовстве обвинил? На смерть послал? Теперь заэто заплатишь. Вспоминай Аделю по дороге в ад, поп подлый. Так аббату говорил,пока его во двор не выволок. Я верно слышал. Каждюсенькое слово. Могу крестомпоклясться...
Придерживаясь темы: забили аббата Каппитца. Палками били,топорами... Тот Реневан не бил. Только стоял и смотрел.