Он сжал грудь ладонями, сжал, закатил глаза, глядя мне влицо. И когда я не остановила его, он сжал сильнее, сжал, пока не появилосьощущение, что он хочет задушить мою грудь гарротой пальцев. Это было больно,было, но чередовалось с сосанием, натяжением соска, и потому больно не было.Было хорошо, очень хорошо.

Из моих губ вырвался почти стон:

— Да, пожалуйста, да, пожалуйста…

Он снова закатил глаза, глядя на меня, и что-то было в этихглазах, знание какое-то, предостережение, и вдруг он нанёс укус — не такяростно, как, видела я, представлял он это себе, — но чуть-чуть. Толькосамыми кончиками острых клыков он проколол мне грудь, присосавшись, и сжал еёрукой. Остро, да — но не больно. Боль потерялась среди других ощущений. Рукаего давила так сильно, рот сосал так энергично, что едва заметный укол клыковпотерялся на этом фоне.

Он подвыпустил мою грудь, так что один сосок остался у негомежду зубами. Но на холме груди остались две алые точки. У меня на глазах онистали скользить по коже. Он втягивал сосок в рот и выпускал, и оба мы смотрели,как эти два узеньких красных следа сползали вниз по коже. А он так сильно, такдолго втянул в себя сосок, что я закричала:

— Хватит, хватит!

Он осторожно отодвинулся и застыл на миг, глядя на цветовуюгамму у меня на груди — не только кровь, но и следы его пальцев. Они исчезалина глазах, но две полосочки крови остались. Они стекали вниз, к кожевозвращалась чувствительность, и струйки щекотали её. Ощущение этого крохотногоскользящего прикосновения, это зрелище вызвали у меня дрожь.

Он медленно поднял руки по внутренней поверхности моихбёдер, и только когда его пальцы коснулись определённых мест, я поняла, чтотакое настоящая боль.

— Сегодня без рук.

Он нахмурился:

— Ты ранена?

Я объяснила как можно короче:

— Скажем так: ardeur необходимо было утолить, а Реквиемоказался джентльменом. Я думаю, нам обоим было бы сейчас не так больно, будь онджентльменом не настолько.

Он смотрел недоуменно.

— Я все объясню подробнее, Жан-Клод, только не сейчас,прошу тебя. Сними штаны — хватит с меня на сегодня кожаных штанов в интимнойблизости. Дай мне увидеть тебя голым.

Он сбросил сапоги и кожаные штаны с непринуждённой грациейтого, кто привык их носить. Я его столько раз видела голым, что уже со счетасбилась, но не переставала восторгаться его красотой. Безупречный —единственное для него слово. Бледный, белый, совершенный, будто кто-то вырезалего из холодного белого мрамора и вдохнул жизнь, плеснул цветом в пах, где онуже стоял, прямой, толстый, готовый. Волосы сбегали от резной впадины пупа внизк паху, чёрные, как кудри у него вокруг плеч. Эта невероятная чернота ещёсильнее подчёркивала нереальную белизну кожи.

Должны быть слова понежнее для того, что я хотела, но ядумала только об одном: как мне хочется, чтобы он оказался внутри. Засадил этотсияющий цвет мне в тело.

— Трахни меня, — сказала я, потому что «овладеймною» было бы совсем не то, чего мне хотелось. Мне нужен был секс, подходящийпо стилю к тому, что он сделал с моей грудью. Подходящий к той крови, что теклау меня по груди.

— Трахни меня!

Он согнулся надо мной, лизнул кровь у меня на груди — небыстро, а тщательным, длинным движением языка, будто никогда ничего стольвкусного не пробовал и не хотел потерять ни единой капли. Я постанывала безслов и извивалась на столе, а он поднимал на меня глаза, полные синего пламени.

— Жан-Клод, прошу тебя, — прошептала я.

Он сделал то, что я видела у него в голове, то, что япредложила. Он положил меня спиной на стол, взял за бедра и придвинул их ксамому краю. Юбка уже стала у меня поясом вокруг талии. Чулки на мне ещёостались, и сапоги, но ничего больше. Руками Жан-Клод развёл мне ноги,приблизился, и кончик его скользнул по отверстию.

— Ты влажная, но все ещё тугая.

— Трахни, — сказала я, — трахни. Давай,давай, давай, давай, давай…

Где-то на последнем «давай» он стал в меня проталкиваться. Ая была тугая, сильно тугая и сильно мокрая. В другой раз я бы попросилапродолжить игру чуть ещё, пока эта страшная стяжка не разойдётся, но сегодня яхотела ощутить, как он пробивается с боем. Хотела ощутить, как он в менявлезает.

Он встал между моими ногами, движениями бёдер и ног вбиваясебя в меня. Я все ещё была чуть слишком стянута, и стала сопротивляться. Не длятого, чтобы отодвинуться на самом деле, а непроизвольно. Руки, размётанные постолу, били по всему, до чего могли дотянуться, в том числе и по пистолету. Мнебы чего-нибудь помягче, такое, что можно расцарапать, за что схватиться, ноничего не было, кроме прохладного дерева стола, а это было не то, чего мнехотелось.

Забившись так глубоко, как только мог, он стал выдвигатьсяобратно, медленно, будто моё тело пыталось его удержать — может, так оно ибыло. Он медленно вытаскивал себя из меня, потом стал вдвигаться обратно, стольже медленно. Если он будет вот так не спешить, я уже не буду тугая. Мнехотелось ещё испытать это ощущение, как он силой в меня входит, а если он будетнежничать, я его не испытаю.

— Трахай меня, Жан-Клод, давай, пока я тугая, прошутебя!

— Это будет больно, — сказал он.

— Я и хочу, чтобы было больно.

Он посмотрел на меня, потом взял за бедра, чуть-чуть давпочувствовать свою сверхъестественную силу, и сделал, как я просила. Он загналсебя в меня, потом выдернул, быстро и сильно. Это было больно, и я не была кэтому готова — то есть именно то, чего я хотела.

Он загнал мне снова на всю глубину, и соударение наших телвырвало у меня стон и ещё такой звук, которого я ни разу раньше не слышала. Онзажал меня силой своих рук и загонял себя в меня, преодолевая тугоесопротивление моего тела, будто пробивая его, проделывая новую дыру, потому чтоу этой ширины не хватало.

Кровь текла у меня по груди расширяющимися полосками, потомучто сердце забилось быстрее, и кровь толчками выходила из миниатюрных дырочек.Такая красная, такая невозможно красная на белизне кожи.

Он поднял мне ноги так, что ступни оказались возле его лица,схватил за бедра и стянул меня по столу ближе к себе, своим весом придавил мненоги к туловищу, изменил угол, под которым в меня входил, и получилось глубже,резче.

Я вскрикнула.

Он перенёс руки на талию и насадил меня на себя ещё сильнее,и прижал ноги так, что я почти согнулась пополам. Мы это исполняли в болеемягком варианте, и он знал, что мне хватит гибкости, но эта позиция оказаласьсовсем иной. Потому что он свернул мне тело в тугой узел, трахая меня изо всейсилы, и так ко мне прижался, что мог, трахая меня, вылизывать мне грудь.