Я погладила Натэниела по волосам, спросила:

— Как ты?

Он открыл глаза — чуть-чуть, и улыбнулся мне. Никогда невидела у него такой довольной физиономии.

— Отлично. Лучше чем отлично.

Я пожелала ему наслаждаться пойманным кайфом, поставилаРеквиема у двери — потому что мне полагается о Натэниеле заботиться, а у менянамечались дела на какое-то время.

Когда я шла по коридору, глаза у меня уже выцвели донормальных. Когда я подходила к кабинету Жан-Клода, он окликнул меня сзади:

— Куда ты, ma petite?

— К тебе в кабинет.

— Ты уже чуть поостыла, и сила оставила тебя.

Он старался говорить совершенно нейтрально, и у него почтиполучалось.

Я открыла дверь, все так же глядя на него:

— Жан-Клод, зайди и запри дверь.

И не глядя, что он будет делать, я вошла в кабинет, оставивдверь открытой. Подойдя к столу, я на него вспрыгнула. Можно было бы как-тотоньше, но было уже поздно, и на тонкости меня не тянуло ну совершенно. Я взгромоздиланоги на стол, расставив сапоги, предоставив юбке задираться, куда ей хочется.То есть повела себя исключительно по-блядски, но, взглянув на лицо вошедшегоЖан-Клода, об этом не пожалела.

Он прислонился к двери, запер её и стал расстёгивать на ходупиджак, приближаясь ко мне. Я стянула с себя кожаную куртку и швырнула её напол. Его пиджак уже был на полу, пушистый шейный платок развязан, светиласьбледная шея. Я стянула с руки ремень кобуры, но только начала расстёгиватьпоясной ремень, как Жан-Клод уже стянул рубашку через голову и оказался по поясголым. Я расстегнула ремень, но он уже стоял перед столом, снимая с меня кобуруи кладя её рядом со мной на широкую лакированную столешницу.

Я встала на столе на колени и рухнула на шёлковые мускулы егогруди, впилась в них руками, пальцами, ртом. Лизнула крестообразный шрам отожога. Сперва я затянула в рот один сосок, потом другой, покатала их языком,чтобы втянуть как можно больше, присосалась. Стиснула руками мякоть его груди,втягивая в рот побольше, наполняя рот, а потом сомкнула зубы и прикусила так,что он вскрикнул, нашёл руками моё лицо, оторвал от себя и притянул ко рту.

Мы целовались, как было на сцене, будто соединяя каждый дюймнаших языков, губ, зубов. Он оторвался от поцелуя, и глаза его выцвели в синие.Мои остались обычными, но мне было все равно. Он руками нашёл мою блузку,стянул её с меня через голову, наклонился надо мной, целуя мне шею сверху вниз,плечо, холмы грудей, там, где они выбивались из кружевного лифчика. Он сунулруки в лифчик и вытащил их наружу, и они были как в чёрной рамке проволочныхдужек.

Жан-Клод опустился на колени, сдвинул меня на край стола,чтобы коснуться моих грудей языком. Он легонько и быстро защекотал языкомсоски, и я застонала. Он сомкнул губы вокруг груди, втянул её, сколькопомещалось между клыками, так, чтобы не уколоть. И присосался, сильно, ещёсильнее, вытянул меня в линию, и это было так прекрасно, но я чувствовала, какон осторожен. Не в первый раз мы с ним играли в такие игры, но впервые я осознавала,что это лишь начало того, чего ему хочется. Не телепатия, не картинка у меня вголове — просто я знала. Я знала, чего он хочет. От чего себя сдерживает.

— Пусти кровь, — сказала я.

Он закатил глаза, чтобы видеть моё лицо.

— Пусти мне кровь, я знаю, как давно ты этого хочешь.Как ты осторожничаешь все время.

Он остановился и медленно выпустил мою грудь.

— Ma petite, ты опьянела от своей новой силы, но завтрак вечеру ты протрезвеешь.

Я замотала головой:

— Дай мне ощутить, что это будет, когда ты растянешьменя во рту и чуть-чуть пустишь кровь. Я же не говорю, что хочу пройти это доконца, но я говорю: я желаю попробовать, что это, понравится мне это или нет.

Он как-то странно-подозрительно на меня посмотрел, и этотвзгляд был больше похож на мой, а не на его — будто он научился у меня этомувзгляду и этой осторожности.

— Даю тебе слово, что не буду тебя наказывать ни зачто, на что согласна сегодня. Немножко крови, только капельку, чтобыпочувствовать, как это. — Я наклонилась к нему. — Я знаю, что ты хочешьсейчас пить отсюда. Ты никогда мне не говорил.

— И не сказал бы, ma petite. Ты столь нечастопозволяешь мне брать кровь, что мне и не снилось бы просить о подобнойвольности. Если ты не предлагаешь даже шею, как я мог бы просить о болееинтимных местах?

— Я предлагаю сейчас. И я бы воспользоваласьпредложением на твоём месте. Кто знает, предложу ли я ещё раз, если ты сейчасскажешь «нет»?

Я смотрела ему прямо в лицо, чтобы он видел, что во мне нетконфликта, нет сомнений, одно только желание. Желание испытать.

— Что тебе вступило, ma petite?

— Ты. Точнее, я хочу, чтобы ты это сделал. Я хочуощутить тебя в себе, Жан-Клод, внутри. Хочу, чтобы ты завалил меня поперёкстола с голой грудью и твоей меткой на ней. Хочу, чтобы ты впихнулся в меня исмотрел на кровь из раны, нанесённой тобой. Хочу, чтобы ты смотрел, как онабудет течь все быстрее и быстрее, пока ты будешь меня иметь.

— Ты озвучиваешь мои фантазии, ma petite. Не овладел лия твоим сознанием?

— Не думаю, — ответила я, но даже мысль об этом невызвала во мне паники. — Сегодня только чуть-чуть, Жан-Клод, одинмаленький укольчик.

Он завёл руку мне за спину, и я не сразу поняла, что онлифчик расстёгивает. Бретельки соскользнули с плеч, вниз по рукам, и лифчикупал на пол. Жан-Клод смотрел прямо на меня, и его глаза не поднимались вышемоей груди. А я совершенно не возражала.

Он взял их ладонями, нежно, почтительно, и поцеловаллегчайшим поцелуем каждую. Потом поднял глаза ко мне, они снова сталиполночно-синими, как обычно, настолько человеческими, насколько вообще моглибыть.

— Ты уверена, ma petite? Уверена?

— Да, да, да!

Он взял ладонью мою правую грудь, кончик её вложил себе врот, присосался быстрым движением. И он сосал и тянул, пока сосок у меня ненабух не затвердел под его прикосновением. Я задышала чаще, пульс застучал вушах. А Жан-Клод закатил глаза, глядя на меня снизу, и, наверное, то, что онувидел, уверило его, что он поступает правильно, потому что он стал втягиватьсильнее и жёстче, заставив меня ахнуть. А он медленно, очень медленно затягивалмою грудь в рот. Никогда он столько не захватывал, потому что при этом естьриск пустить кровь. А рот его был такой тёплый, такой широкий, и твёрдый нажимего зубов был далёким-далёким.

Он стал помогать рту руками, очень осторожно, и дыхание егообжигало мне кожу. Он медленно отодвинулся, рот его соскользнул, и между губамиу него осталось намного меньше. Жан-Клод вернулся к безопасному расстоянию, накотором был раньше. Он втянул в рот лишь кончик груди, и присосался. Сосал,тянул, растягивал, пока я не начала стонать.