Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Купаясь в лучах заходящего солнца, «швед», лениво полоща флагом, подошел вплотную к пирсу и вскоре пришвартовался. Спустили трап, врач взошел на корабль, пограничники заняли свои места. Несколько часов шла разгрузка, и лишь к утру все было закончено, судно готовилось взять на борт груз. Однако капитан принял решение отпустить команду и дать ей отдых. Моряки неторопливо начали сходить на берег и группками пошли к воротам порта, и там, за его пределами, потянулись в разные стороны. Среди моряков выделялся рыжей бородой и трубкой в зубах невысокий, худощавый мужчина лет сорока. На плече он держал пижонскую сумку и светлый плащ. Его звали Артур Грейп. Он уже два года плавал на шведском сухогрузе, и Одесса была для него хорошо знакомым местом.
Он не хотел идти с кем-либо, потому что ему приелись все эти лица, и отправился вдоль побережья, наслаждаясь одиночеством и погрузившись в свои тревожные мысли. Он шел не развлекаться в одесских ресторанах, а работать, отрабатывать деликатное поручение. Грейп остановился на самом высоком месте над морской панорамой, оглядел раскиданные в беспорядке корабли на рейде и двинулся по аллее среди каштанов. Ему не нужны были провожатые, он не расспрашивал одесситов, где находится клуб иностранных моряков, он шел уверенно, даже не поглядывая на название улиц. В клубе было довольно пустынно, почти не было посетителей, если не считать небольшую группку греческих моряков, тихо сидевших за столом перед большими стаканами с вином, да двух девушек и парня, устроившихся почти в центре зала. Грейп поглядел на часы и понял, что пришел слишком рано, и чтобы скоротать время решил перекусить. Но взглянув на девушек, отказался от своего намерения. Одна из них, пышноволосая красивая блондинка, сидела в пол-оборота, закинув ногу на ногу, и с легкой улыбкой слушала, что говорил ей широкоплечий парень в вельветовых брюках и расписной майке. Не менее привлекательной была и вторая девушка, но полная противоположность первой: черные блестящие волосы, перехваченные красной лентой, открывали длинную красивую шею. Одеты они были почти одинаково, в джинсы и цветные кофточки. Четвертое место возле них пустовало, и Грейп решительно направился к их столику.
– Свободно? – спросил он по-английски, широко улыбнувшись брюнетке.
– Ждет вас! – ответила она по-английски, ослепительно улыбнулась и внимательно осмотрела иностранца.
– Благодарю вас, прекрасная незнакомка! Приятно слышать родную речь. На каком корабле служат такие очаровательные моряки? – пошел на сближение Грейп.
– Упаси Бог! Женщина на корабле – это же залог тысячи несчастий! Дальше клуба иностранных моряков нас не пускают.
– Я тоже с детства суеверен, – усаживаясь рядом с девушкой, заметил Грейп. – У нас полно разных примет: и от дьявола, и от Господа. Меня зовут Артур Грейп.
– Лиза, Елизавета, Элизабет, – перечислила она ему все варианты своего имени. – А это моя подруга Луиза и наш общий друг Вася, – представила она ему своих друзей.
– По такому случаю я предлагаю кроме кофе что-нибудь погорячее и на ваш вкус, – оглядел он чашки с кофе и пирожные.
– Сэр Артур, щедрый король Артур! Вам может быть и можно что-нибудь погорячей, вы отдыхаете, а мы все трое на работе. Мы здесь на языковой практике, и на работе пьем только кофе, – довольно свободно, без запинки в подборе слов, говорила она.
Василий помрачнел, ему явно не нравился этот неожиданный заморский незнакомец, и он почти враждебно смотрел на него.
– Чепуха! – вдруг сказал он. – Оттого, что я выпью джин или виски, я не буду хуже работать. Наоборот! – с вызовом бросил Вася.
– О, ваши друзья тоже говорят по-английски! – радостно воскликнул Грейп.
– Ну и тупица! – по-русски заметил Вася. – Ему говорят, что мы на практике, а он не понимает. Луиза, скажи и ты что-нибудь на его языке, – зло иронизировал он.
– Ты чего завелся? – тихо одернула его Луиза. – У тебя шансов и раньше почти не было. Лиза – это не твое пирожное. Не тебе им лакомиться, зубки выпадут от сладкого, – съязвила в ответ девушка.
Грейп, словно не замечая сгущающейся атмосферы, подозвал официанта, заказал виски, шампанское, конфеты. Тихо играла музыка, страстно пел Джо Долан. Девушки охотно болтали с иностранцем, пользуясь случаем, чтобы попрактиковаться в языке. И если девушки ограничились лишь бокалом шампанского, то Вася сидел угрюмый и пил, он бездумно сам себя обслуживал, наливал виски, выпивал, не разбавляя, и мрачнел. Луиза сделала попытку предостеречь его, но он отмахнулся от нее, бросив сквозь зубы:
– Не суйся в мужские дела!
Грейп тоже много пил, но, казалось, алкоголь на него не действует, он как и в самом начале знакомства был вежлив, уважителен, шутил, развлекал девушек. Когда кончилась выпивка, он встал и принес вторую бутылку.
«“Гулять, так гулять!” – сказал мышонок, разделся и полез в пустую бутылку от виски», – воскликнул он, наливая спиртное. Девушки засмеялись шутке. Василий вскинул голову, внимательно, сколь это было возможно в его пьяном положении, поглядел на иностранца и вызывающе пьяно, но четко произнес:
– Вы уже давно сидите в бутылке и на мир смотрите через ее выгнутые стенки и цветное стекло.
Грейп остановился на полуслове, улыбка медленно сползла с его лица, оно передернулось, он судорожно вцепился пальцами в край стола и вонзил взгляд в лицо парня.
– Вы оговорились, наверное, – процедил он сквозь зубы. – Я вас прощаю. Это, видимо, издержки английского языка. Вы, очевидно, плохо учитесь, – его рысьи глаза яростно сверкнули.
– Я не оговорился. Вы – свинья! Я не позволю говорить гадости нашим русским девушкам. Я это отношу за счет издержек вашего туманного воспитания и…
Василий не успел закончить фразы. Грейп резко вскочил, отбросил назад стул, который с грохотом упал на пол, и обрушил ему на голову бутылку. Это произошло настолько неожиданно и быстро, что девушки даже не успели понять трагедии, а Василий, обливаясь кровью, без звука рухнул на пол. Лиза жалобно вскрикнула и как парализованная замолкла, прижав ко рту ладонь. Луиза тихо, с надрывом воскликнула:
– Боже мой! Он убил его!
* * *
Временно Феликс не выезжал в Москву. Александра Зиновьевна то ли решила воздержаться от его помощи, то ли опасалась за свою любовь, так как нисколько не сомневалась, что в Москве он не пропускал смазливых баб. Однако скучать ему она не давала и большую часть времени в рабочие дни проводила дома. Он рассказывал ей о своем житье-бытье в колонии, она что-то писала, по ходу задавала ему вопросы. И только спустя неделю сказала:
– Ну, вот, теперь тут есть