Он слушал с каменным лицом. Я почти видел черезсхлопнувшееся пространство, как эта гранитная скала на глазах стареет икрошится, словно за минуту проходят миллионы лет с их грозами, зноем, ветрами.Когда я закончил, из мембраны прозвучало глухое, безжизненное:

– Хорошо. Езжай сюда.

Я долго сидел неподвижно. Мобильник в ладони нагрелсятак, что экран мог бы засветиться от моего тепла.

Огромный особняк показался мне издали мертвым. На воротах избудочки вышел крепкий парень, незнакомый, осмотрел меня внимательно, но несказал ни слова, кивнул, скрылся в будке. Створки поползли в стороны. Сердцебилось все учащеннее.

Машину пришлось парковать в сторонке, вся стоянка переддомом забита машинами, раньше их здесь не видел. Мое место занято большимфордом с затемненными стеклами. Справа и слева от форда приземистые машиныполуспортивного типа, явно очень быстрые и устойчивые на поворотах, но я всейкожей ощутил пуленепробиваемость стекол, бронепрокладки в стенках,нечувствительные к выстрелам шины.

Я чувствовал себя на перекрестье взглядов. Из машинменя осматривали профессионально цепко. Я никого не видел, это толькоощущение, что в машинах по шоферу и телохранителю, но холодок пробрался вовнутренности, лег в желудке замороженной наковальней.

Ноги мои подгибались, я потащился к крыльцу, а в головестучало безнадежное: зачем, дурак, явился сам? Похоже, Козаровский не тольковзял власть в свои руки, но и созвал на дележ рынка мафиозных вожаков…

С крыльца на мое приближение смотрели с вялым интересомчетверо крепких молодых мужчин. Все в хороших костюмах, подтянутые, крупные,стоят в самых непринужденных позах, беседуют, как на светских раутах.

Я шел, чувствуя, как по мне ползают обжигающе красныеточки лазерных прицелов. Их целые стада, я уже весь пятнистый, словно подцепилкраснуху. Кожу жжет, я чувствую, как вспухают большие водянистые пузыри, чтовроде бы предохраняют кожу от тяжелых ожогов. Лицо покрылось бисеринками пота,а со лба поползла тяжелая, как каток, крупная капля. Подмяла бровь, бурнохлынула всей непомерной массой в глаз.

Защипало так, словно я был существом из аммиака. Рукадернулась смахнуть, вытереть глаза, в последний момент подумал, что могутрасценить резкий жест как бросок руки к пистолету…

Тут же, словно стадо овец за бараном, со лба сорвались всекапли, крупные, как апельсины. Глаза выедало кислотой, сквозь мутную пелену явидел, как на крыльце появился еще один человек. Ростом не уступает, толькопошире да одет проще…

– Сергей, – прошептал я. На глаза навернулись слезы, япочему-то ощутил к нему горячую благодарность, хотя кто он мне, помимо того,что просто его знаю?

Я пытался заставить себя двигаться быстрее, но обе ногитащились за мной, похожие на колоды для рубки мяса. Сергей рассматривал менятоже придирчиво, словно увидел впервые. Впрочем, таким он в самом деле видитвпервые.

Я спросил с сильно бьющимся сердцем:

– А что… Козаровский?

Глаза Сергея показались мне такого цвета, как у самогоКозаровского. И смотрит так же цепко, изучающе. Спросил неожиданно:

– Козаровский? Какой Козаровский?

– Шеф службы безопасности, – пробормотал я. – Онже…

Сергей долго молчал, я застыл в страшном ожидании. ЕслиКозаровский уже все захватил, то Сергей и другие служат теперь ему… Правда,говорил я с Кононом, но то было давно, все могло перемениться.

Каменные губы Сергея дрогнули в скупой усмешке.

– Баймер… ты гений с программами, но дитя в играх взрослых.Настоящим шефом безопасности всегда был я.

Меня отшатнуло. Горло пересохло, оттуда едва-едвапрохрипело:

– Ты?

– Я.

– Но, Козаровский… полковник КГБ…

– Баймер, я когда-то был… слесарем в здании КГБ. Понял?А наш Конон был секретарем обкома партии. Слышал о соотношении сил партиии всяких там госбезопасностей? Иди, там тебя уже ждет шеф.

Я спросил писклявым от страха голосом:

– А как… он?

– В ярости, – ответил честно Сергей.

Коридор шатался, стены двигались, будто я шел по особнякучилийского наркобарона во время землетрясения. Я слышал треск своих костейпод ударами молотка, а на стены брызгала кровь из порванных сосудов.

Дважды мимо проходили упругим шагом крепкие молодые мужчины,хорошо одетые, накачанные. У некоторых шевелились губы, но я не видел,чтобы они держали в руках сотовые телефоны.

Навстречу по коридору шли трое. Двое, завидев меня, сразуначали выдвигаться, но тот, что посредине, вскинул руку:

– Тихо, ребята. Это ко мне.

Я остановился, жалкий, как вытащенный из воды бобер. Изменя пролепетал трусливый голос:

– Здравствуйте, Илья Юрьевич…

– Виделись, – буркнул Конон. – Вы, ребята, идитена улицу. Больше никого не ждем, ясно?

Бравые парни, даже не парни, а настоящие натренированныемужчины средних лет, я сразу ощутил ауру высокого интеллекта и навыков меткойстрельбы, молча и слаженно пошли к выходу.

– Только одно, – взмолился я. – Что с Вероникой?

Конон хлестнул по мне ненавидящим взглядом. Челюсти сжались,мгновение он растирал меня тяжелым взглядом, как массивный каток пластмассовыйпакет с молоком. Из груди вырвался полурык-полувздох. Затем плечи опустились,лицо постарело, морщины стали глубже.

– Мне шестьдесят, – сказал он тяжело, – а ей…девятнадцать. Рано или поздно… Конечно, хотелось бы, чтобы это случилось какможно позже. Вообще, чтобы я этого не увидел. Как-нибудь потом, после…С другой стороны, по-мужски ли заставлять ее выводить меня под руку напрогулку? Подавать палочку?.. Закрывать глаза? Нет, лучше уж так…

Я ощутил, что слезы наворачиваются на мои глаза. Онстареет, на глазах стареет. Я еще долго буду молодым, а вот он…

– Она будет вас любить, – прошептал я. – Она будетвас любить… всегда.

Он кивнул.

– Теперь – да. Но… закончим на этом. Давай о деле. Тебярешено пригласить к участию еще в одной… байме.

Я вытер слезы, Конон смотрел с жесткой улыбкой. Онпоказался мне атаманом разбойников, который ушел в мудрецы, все познал, всеосознал, вышел в мир нести истину… но решил еще разок то ли уйти в загул, то лиограбить царский дворец.

– Меня? – прошептал я. – Мне показалось, что послеслучившегося… вы меня в порошок…

– Сотру, – пообещал он. – Но позже. А можетбыть, и не сотру. Там видно будет. Все-таки от какого лакомого куска отказался…Ты готов?

Я развел руками, пробормотал:

– Если вы считаете… Вам виднее. Вы всегда видели менянасквозь.