что Кублах шел не в дом, а от дома. И еще потому, что слишком жирно будет со всякими там вступать в объяснения.

Наверное, в первый раз за всю свою жизнь Кублах решился на такой риск. Наверное, в первый раз за всю свою жизнь он по-настоящему испугался.

Бедный, бедный Йохо, вот и пришел твой конец!

Он решительно, даже, пожалуй, чересчур решительно сомкнул челюсти, обозначил каменный взгляд и тронул узенькую резную калитку – в конце концов, моторола обещал ему безопасность, в конце концов, моторола остается самой главной в городе силой, кто бы у них там на власть ни наметился.

– Сейчас, сейчас! – радостно хихикнул Фальцетти.

И Миоах, сидя на своем посту перед однопрозрачным окном, перестал двигать челюстью, проявив тем самым рудиментарный интерес к предстоящей элиминации. Что, впрочем, не означало зарождения в нем хоть сколько-нибудь заметного интереса к самому Кублаху. Кублах здесь был ни при чем. При чем здесь была только система ловушек – детище Миоаха.

В городе, где изначально нет человекоубийственных инструментов, где запрет на их производство строго подчинен мотороле (на самом-то деле, как мы знаем, они есть во множестве и не подчинены никому), кое-какие вещи соблюдающему действительно строго, проблема оружия становится чисто человеческой. Здесь мы опять, только, может быть, с другого конца приходим к выше высказанным идеям о случае с созданием института персональных детективов – так или иначе технические средства насилия и, в частности, уничтожения приходится создавать из предметов, предназначенных на сугубо мирные цели, и делать это вынужден исключительно человек, без вмешательства, естественно, моторол и им подобных высших машин, что, во‐первых, требует от изготовителя непривычного напряжения умственных сил, а во‐вторых, наполняет его тайной гордостью – хоть что-то осталось такое, чего их всемогущества моторолы делать изначально не могут. Хоть в чем-то человек выше. Человек сильнее механизма, и это радует.

Здесь надобно также вспомнить, что искусство изготовления оружия с приходом Дона было утеряно совершенно, ведь сам Дон ничего такого делать не умел и не собирался. Экстремист в отношении машин, к людям он относился с чрезвычайной религиозной бережностью, хотя в последнее время эти его положения несколько поколебались – он камрадов за людей почти что и не считал.

Миоах если и был камрадом, то камрадом тайным: он нигде не числился, ни в каких списках. Фальцетти нашел его случайно и спас от жестокой смерти, потому что тот был пойман камрадами, заподозрен в принадлежности то ли к кузенам Дона, то ли к пучерам, и уже готовился к неминуемой экзекуции по причине обнаружения в его доме огромного количества самодельных приспособлений для человекоубийства. Миоах к оружию имел талант несомненный и явно врожденный. У него был удивительный нюх на все, что хотя бы в принципе могло убивать, а так как мало найдется в мире предметов, совсем не пригодных для целей отнимания жизни, то Париж‐100 виделся ему как огромная оружейная лавка. Все в его глазах содержало в себе оружие, оставалось только, как он любил выражаться, отсечь ненужное.

Привлекать официальных камрадов к убийству Кублаха Фальцетти не пожелал – в последнее время его подозрительность еще более возросла. Миоах – вот какое было тайное оружие у Фальцетти.

Система ловушек, в считаные минуты установленная командой перенастроенных пауков-чистильщиков вокруг дома Фальцетти, была гордостью Миоаха. Работала она безотказно и не вмиг, а со значительной растяжкой удовольствия. Если Кублах вдруг испугается выходить через калитку и, к Миоаховой радости, выберется из дома где-нибудь далеко от ворот, он тут же будет затянут муслимовым полем (строительные машины, мощные вегиклы) и без особой спешки перенесен ко входу, где попадет на процедуру, поэтическим языком Миоаха названную «эскалатор смерти». Эскалатор неспешно и с достоинством вознесет его через различные, со вкусом подобранные уровни и типы болевых испытаний. Взбиватель, чахоточная дымка, фиксатор, дегустатор, гомогенизатор, декомпенсатор, раздражающий все нервные окончания сразу, и декомпенсатор, раздражающий избранные группы нервных окончаний (так называемый симфобайк), тщательно выверенная последовательность болевых наркотиков и, наконец, благодатный костер – все это с исключительной сметкой было заимствовано из различных образцов оборудования пищевой, медицинской, интеллитовой, строительной и камнеплавильной фабрик.

Система эта, два раза уже опробованная, была только что Миоахом усовершенствована, ибо, по его мнению, в первый раз действовала с неприличной поспешностью, а во второй так и вообще донесла до костра изуродованное, ничего не ощущающее тело – вот почему ее действие вызывало у снипера такой живой интерес. Миоах, как уже было сказано, перестал жевать свою пахучую дрянь и устроился поудобнее, чтобы ни одной подробности предстоящей встречи не упустить.

«В конце концов, – подумал Кублах, приближаясь к калитке из фигурированного лайтмрамора, – он обещал, что ничего со мной не случится».

И в тот же миг то же самое дивным концертным сопрано сказал себе моторола:

– Я, в конце концов, ему обещал.

Как только калитка ушла в сторону, ловушка сработала. Шевельнулась газовая змейка, замаскированная под тротуарный узор, включил свои многочисленные генераторы болевой центр, упрятанный в столбе непонятного назначения (когда-то, еще во время строительства дома, Фальцетти распорядился этот столб убрать, ибо заподозрил в нем что-то опасное для себя, но моторола, ничего не объясняя, его распоряжение отменил, чем довел беднягу Джакомо до очередного нервного срыва), многочисленные механизмы, укрытые тонкой пленкой, подражающие уличному декстролиту, изготовились к действию.

И только кострище, разложенное совершенно открыто метрах в трех от ворот, не отозвалось никак – до зажигания оставалось еще много времени.

Тогда моторола сдержал свое слово и спас Иоахима Кублаха от неминуемой смерти.

Если кто-то думает, что высшие машины знают все на сто ходов вперед только потому, что они высшие, то он глубоко ошибается, ничего о жизни не ведает, и самое лучшее для него – убраться куда-нибудь в такие времена, где управляют еще парламенты и цари или то и другое. Дружески советую. Здесь у него ничего не выйдет. Моторола далеко не все знает на сто ходов вперед, он не для того совершенен. Конечно, возможности у него не те, что у нас, но поверьте слову специалиста, знает он далеко не все. Иногда и на один-то ход его не хватает, особенно если с мозгами у него не все в полном порядке. Он порой даже наоборот склонен к неожиданным и не очень просчитанным решениям, иначе для чего бы ему мощный отдел мультинтуиции с мириадами герметических интеллекторов и всяких устройств, что-то такое вытворяющих с пространственно-временной поверхностью послевзрыва, имеющих свою тайную жизнь, свои тайные мысли, которых никакой моторола подумать ни за что себе не позволит?