— Скажите на милость, а что еще мог он украсть, работаяв этой фирме? Стул, в сиденье которого были упрятаны бриллианты покойной тещи?Фирма, где он работал, занималась крайне неблаговидными делами, по крайнеймере, так утверждает автор статьи А.И.Серебряков. Мой муж, должно быть, свалялдурака и продал чужие секреты конкурентам. Это произвело на хозяев стольотталкивающее впечатление, что они взорвали дом вместе с изменником и всей егородней. С самой кражей более-менее ясно, вернемся к деньгам. Где гарантии, чтоон успел их получить, а если получил, не оставил в доме, где они благополучносгорели?

— Только дурак принесет такие деньги домой впродовольственной сумке.

— Значит, они в надежном месте, известном только ему.Например, в банковском сейфе. Налет на банк — предприятие хлопотное, а простотак сейф никто не откроет.

— Я думаю, ты знаешь, где надо их искать. Я почтиуверен в этом, — улыбнулся Толстяк, начав получать удовольствие от нашейбеседы. Надо признать, несмотря на нелепую внешность, дураком он все же невыглядел. Я вторично широко улыбнулась и даже хихикнула, демонстрируя, какнеобычайно меня забавляет чужая неосведомленность.

— Я вновь обращаю ваше внимание на то, что живу здесьпочти два года. И служу почтальоном. Я не могу объяснить это наследственнойтягой к лишениям: в нашем роду не было почтальонов, профессиональных нищих имазохистов тоже не было. По-вашему, я, зная о том, где припрятаны денежки, сижув этой дыре исключительно ради того, чтобы какой-нибудь умник отыскал меняздесь и обобрал до копейки? Можете поверить на слово: знай я об этих деньгах,лежала бы сейчас на пляже возле теплого моря, каждый день делала маникюр икаталась на «Мерседесе» с красавцем блондином.

— Я ведь не утверждал, что ты точно знаешь, —обворожительно улыбнулся Толстяк, при этом глазки его целиком исчезли вскладках кожи. — Я сказал, ты можешь их найти. Вот этим, кстати, и советуюзаняться.

— А где я должна их искать? — хихикнула я. —Начнем с моей комнаты или с подъезда? Можно пошарить у соседей.

— Да, стоит попробовать, — поддакнул он. —Честно говоря, мне все равно, где ты их будешь искать. Главное, найди их какможно скорее. Для своего же блага.

— Это в том смысле, что мне не поздоровится?Безвременная кончина и все такое? — нахмурилась я.

— Ага. В твоем возрасте обидно сыграть в ящик. Язакусила губу и с минуту разглядывала свои ноги, после чего заявила:

— По здравом размышлении здесь меня ничего не держит, яимею в виду грешную землю. Никакого резона тащиться за тысячи километров, чтобытам свернуть себе шею. Что-то подсказывает мне, что предприятие будетхлопотным. Лучше тихо и никого особенно не беспокоя, скончаться в этой норе.

— Это вряд ли, — съязвил Толстый, начинаязлиться. — Тихой кончины я тебе не обещал.

— Очень мило, — покачала я головой и ласковопосмотрела в глаза психа, который до этой минуты точно спал, а при последнихсловах Толстяка неожиданно оживился и уставился на меня, глотая слюну.

— У меня за это время было два инфаркта. Так чтонастоящего шоу не получится: я сдохну раньше, чем вы начнете получатьудовольствие. Не повезло тебе, малыш, — вздохнула я, заметив, что психрядом нахмурился. — Не порадую, ты уж извини.

Толстяк неожиданно засмеялся. Брюхо его колыхалось, щекимелко дрожали, напоминая студень, а в целом выглядело это неплохо, лично мневеселые люди всегда нравились. Он извлек платок из кармана пиджака, вытер лицо,хохотнул еще раз, покачал головой и посмотрел на меня вполне доброжелательно.

— Неведение — великая вещь, — сказал где-то черезминуту. — Если бы ты знала, кто сидит рядом с тобой, остроумия в теберазом поубавилось бы.

— Чем же ты так знаменит, красавчик? — уважительноспросила я Коротышку. Тот презрительно фыркнул и отвернулся, однако былозаметно, что намек на высокую репутацию доставил ему удовольствие. — Нехочешь, не рассказывай. Если честно, спросила я из вежливости, чтобы поддержатьразговор.

— Когда все кончится, ты у меня не такзаговоришь, — пообещал он, впрочем, безо всякой злобы.

— Вот тут ошибка, — улыбнулась я. — Ничего неначнется.

— Ну, хватит, — перебил Толстяк. Приподнялся,достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и бросил ее мне наколени. — Думаю, это тебя заинтересует.

Это в самом деле меня заинтересовало, да так, что словами неопишешь. По спине прошел холодок, а волосы вроде бы встали дыбом. С фотографиина меня смотрел Ванька. Только двумя годами старше. Я приоткрыла рот, дыша каксобака, тряхнула головой, а потом протянула фотографию Толстяку.

— Мой сын погиб. Я видела, как он вошел в дом, а черезминуту от дома осталась груда обугленных кирпичей.

— По мнению большинства граждан, от тебя тоже осталисьодни головешки, однако ты сидишь передо мной и выглядишь просто восхитительно,несмотря на паршивые тряпки и надпись на могильном камне. Ты в курсе? Накладбище в родном городе есть твоя могила. Если быть точным, могила у вас однана троих: ты, твой муж и твой сын. Забавно, да? Если там нет тебя, почему тамдолжен быть мальчишка? Можешь поверить, он жив, здоров, хорошо развивается иосенью собирается идти в школу. А главное: ждет не дождется свою мамочку. Оно ипонятно: в чужих людях несладко.

— Я не верю, что он жив, — сказала я.

— Честное слово, — усмехнулся Толстяк. — Явидел его неделю назад и сам сделал эту фотографию. Кстати, я обещал мальчику,что через три недели он встретится с мамочкой. Три недели — это крайний срок,который я могу себе позволить: значит, у тебя есть три недели, чтобы найтиденьги и доставить их мне. На твоем месте я бы перестал трепать языком, анемножко подумал. И поторопился. Ты ведь понимаешь?

— Допустим, я понимаю, — усмехнулась я. — Длятого, чтобы попробовать найти эти деньги, мне по меньшей мере надо оказаться вродном городе. Это непросто: автостопом я буду добираться неделю, а денег набилет у меня нет.

Я извлекла кошелек и вытряхнула на стол его содержимое.Желающие могли полюбоваться монетами разных достоинств на общую сумму одинрубль двадцать копеек. Толстяк хмыкнул и вновь полез в карман пиджака. Непиджак, а мешок Деда Мороза, да и только. Я, затаив дыхание, ждала, что ещетакого он для меня приготовил. На стол легли увесистая пачка денег и конверт.

— А вы не бедные, — обрадовалась я, косясь насотенные купюры.

— Это тебе на текущие расходы, — хмыкнул Толстяк.