— Каюсь, взглянул как-то раз. Ты всегда носишь его ссобой, но как-то очень не по-современному: зашиваешь в карман. Ты боишься егопотерять? Или боишься случайных воришек? В таком случае не проще ли держать егодома? А ты носишь паспорт с собой, следовательно, опасаешься ситуации, когдавернуться за ним в дом не сможешь, а без документов путешествовать не с руки…Судя по манере говорить, ты откуда-то из центра России, ближе к Москве, попаспорту не замужем, но кольцо по привычке носишь на правой руке. Живешь бедно,а кольцо дорогое. Детей у тебя как будто тоже нет, но, если ты видишь мальчишкулет пяти-семи, на тебя находит столбняк.

— Вот это да, — покачала я головой. — А ясчитала себя очень хитрой…

— За то время, что мы знакомы, я ровным счетом ничегоне узнал о твоей прежней жизни, никаких воспоминаний, никаких намеков, кто ты иоткуда. Странно для молодой женщины.

— Наверное, — согласилась я, потерла лицо ладоньюи вздохнула:

— Ты прав, они нашли меня.

— И что теперь?

— Я возвращаюсь в родной город.

— Чего они хотят?

— Чтобы я выполнила одно задание.

— Ты согласилась?

— Конечно. Но выполнить его я не смогу.

— Очень мудрено, зачем тогда соглашаться?

— Я хочу найти своего сына. У меня есть три недели. Заэто время я должна его найти.

— Ясно. Твой сын у них, и тебя шантажируют… Ты уверена,что тебя не обманывают?

— Нет. Все это время я считала, что Ванька погиб вместесо всеми моими родственниками. Я сама видела… Но они показали мне фотографии.Мой сын, только на два года старше. Скажи, такую фотографию можно изготовить?

— Конечно, — пожал плечами Виталий. — Вопрос,какой техникой они располагают… У Спилберга динозавры бродят точно настоящие, аздесь фотография… Что конкретно ты должна для них сделать?

— Найти деньги. Я не верю в то, что эти деньгисуществуют, а еще меньше в то, что их можно найти.

— Но будешь искать?

— Нет, конечно. Я буду искать сына. Почти уверена, чтофотография — подделка, но я должна попытаться.

— Понятно. — Он с тоской посмотрел на костыли, наменя, а потом на свои руки. — Ленка, у тебя никаких шансов. Конечно,кое-что ты умеешь, но… это все ерунда, там все будет по-другому, и у тебяникаких шансов. Если бы я мог пойти с тобой…

— Не думаю, что особенно рискую, — сказала я,чтобы его утешить.

— Ага, — кивнул он. — Что я могу для тебясделать?

— Мне не хотелось бы появиться там с пустыми руками.

— Пушка?

— Нет. Патроны к ней. У меня плачевный боезапас.

— Это самая плевая проблема.

Я вышла в прихожую, достала пистолет из сумки и положила настол перед Виталием. Вчерашние придурки Райкину кладовку проигнорировали.

— Хорошая штука, — согласился Виталий. —Принеси телефон.

Я принесла и отправилась в комнату, чтобы не слышатьразговора. Через несколько минут он крикнул:

— Лена! — Я вернулась в кухню, а он сказал:

— Сейчас привезут. Дверь открою я, тебе в это времялучше быть в ванной.

— Конечно.

— Как думаешь добираться? Я взглянула на часы.

— У меня билет на самолет… был.

— Понятно. В самолете оружие не провезешь. Поедешьпоездом?

— Не годится, — покачала я головой. — Мнедали три недели. Нужна машина, срочно, лучше сегодня к обеду.

— К обеду? Значит, возьмешь мою, к ручному управлениюпривыкнуть несложно. Доверенность напишу.

— Водительского удостоверения у меня все равно нет, ивстреч с милицией придется избегать. Так что сгодится ворованная, а тебе машинанужна.

Виталий засмеялся, покачал головой и посмотрел мне в глаза.

— О чем ты говоришь? Какая, к черту, машина? Да плеватьмне на нее. — Он перевел взгляд на костыли и торопливо закурил.

— Со мной все будет нормально, — помолчав немного,сказала я. — Честно. Я тебе обещаю. Я немножко побегаю за этими типами иузнаю, где они прячут моего сына. Вот и все.

В дверь позвонили, я отправилась в ванную, а Виталий вприхожую — открывать. Прятаться пришлось недолго: мужчины о чем-то тихопоговорили, и входная дверь вновь захлопнулась.

— Держи, — невесело усмехнулся Виталий. —Здесь на целую армию. Вот ключи. Машина во дворе на своем обычном месте.Провожать не пойду. Через два дня сообщу в милицию, что машину угнали. Хватиттебе двух дней?

— За глаза. — Я взяла сумку и шагнула к двери,бросив через плечо:

— Я не прощаюсь.

— Ты не вернешься, — покачал он головой, а япритормозила на выходе.

— Думаешь, шансы у меня вообще ни к черту?

— Надеюсь, шансы есть. Только найдешь ты сына или нет,сюда уже не вернешься. Так что прощай.

— Прощай, — подумав, ответила я и шагнула черезпорог.

Чтобы преодолеть расстояние, отделявшее меня от малойродины, мне потребовалось тридцать семь часов. К родному городу я подъехала вполночь. Чувствовала я себя скверно, спину ломило, и глаза слипались, поэтомупоследние сто сорок километров дались с трудом. Однако в усталости были своиположительные стороны: оказавшись среди знакомых домов и улиц, особых эмоций яне испытала. Машину Виталия оставила на стоянке возле поста ГАИ и направилась ктроллейбусной остановке.

Время как будто остановилось: вокруг были те же дома, что идва года назад, тот же фонарь возле остановки, афишная тумба и троллейбус,должно быть, тот же. И было странно видеть, что-привычная жизнь не взлетела навоздух огненным столбом, а течет себе помаленьку и течет…

— Расфилософствовалась, — хмыкнула я в свой адрес,устраиваясь у троллейбусного окна.

Город в огнях выглядел невероятно красивым, сюда уже пришлолето, и ночь была теплой, с ароматом цветущих яблонь. «Самое времязаплакать, — зло подумала я. — Что-нибудь припомнить, сентиментальноеи рвущее душу, и зарыдать, глядя в окно».

Я ухмыльнулась своему отражению на темном стекле и дажехихикнула:

— Все в порядке. Никто и не ожидал, что вернуться сюдабудет легко.