— Пожалуй, да. А если они приедут на машинах, ты их узнаешьпо этим машинам.

— А какие они? Какие модели? — Бобби почувствовал себя ДарреноМакгейвином в “Майке Хаммере” и посоветовал себе не увлекаться. Это же несериал. И все-таки очень увлекательно.

Тед покачал головой.

— Понятия не имею. Но ты все равно их распознаешь, потомучто машины у них будут такие же, как их желтые плащи, и остроносые туфли, иароматизированный жир, которым они напомаживают волосы, — броские и вульгарные.

— Низкие, — сказал Бобби.

— Низкие, — повторил Тед и энергично кивнул. Отхлебнулшипучки, оглянулся на лай неумолчного Баузера.., и несколько секунд сохранялэту позу, будто у игрушки сломалась пружинка или у машины кончился бензин. —Они меня чуют, — сказал он, — а я чую их. Что за мир!

— Что им нужно?

Тед обернулся к нему, словно застигнутый врасплох. Словно онзабыл, что Бобби у него в кухне. Потом улыбнулся и положил ладонь на рукуБобби. Ладонь была большая, теплая и надежная — мужская ладонь. От этогоприкосновения уже не слишком глубокие сомнения Бобби рассеялись.

— То, что у меня есть, — сказал Тед. — И остановимся наэтом.

— А они не полицейские? Не секретные агенты? Или…

— Ты хочешь спросить, не вхожу ли я в “Десятку важнейшихпреступников”, разыскиваемых ФБР? Или я коммунистический шпион, как в “Я велтройную жизнь”? Злодей?

— Я знаю, что вы не злодей, — сказал Бобби, но краска,разлившаяся по его щекам, намекала на обратное. Хотя, что бы он ни думал, этомало что меняло. Злодей ведь может нравиться, его даже можно любить. Даже уГитлера была мать, как любит повторять его собственная мама.

— Я не злодей. Не ограбил ни одного банка, не украл ни однойвоенной тайны. Я слишком большую часть своей жизни тратил на чтение книг истарался не платить штрафы — существуй библиотечная полиция, боюсь, онаохотилась бы за мной. Но я не злодей вроде тех, которых ты видишь потелевизору.

— А вот типчики в желтых плащах, так да.

— До мозга костей, — кивнул Тед. — И, как я уже говорил, —опасные.

— Вы их видели?

— Много раз, но не здесь, и девяносто девять шансов противодного, что ты их не увидишь. Все, чего я прошу: поглядывай, не появятся лиони. Это ты можешь сделать?

— Да.

— Бобби? Что-то не так?

— Да нет. — И все же секунду что-то такое было — не нечтоопределенное, а лишь мелькнувшее ощущение нащупывания.

— Ты уверен?

— Угу.

— Ну, хорошо. Ну а теперь вопрос: можешь ты с чистойсовестью — или хотя бы со спокойной совестью не сказать об этой части своихобязанностей матери?

— Да, — ответил Бобби без запинки, хотя и понимал, что этоозначает большое изменение в его жизни.., и очень рискованное. Он боялся своеймамы — очень боялся, и страх этот лишь отчасти был связан с тем, как сильно онамогла рассердиться и как долго заставлять его расплачиваться. Главное жезаключалось в горьком ощущении, что любят его самую чуточку, и хотя бы такуюлюбовь надо оберегать. Но ему нравился Тед.., и было так приятно чувствовать насвоей руке ладонь Теда — ее теплую шероховатость, прикосновение пальцев, почтиузловатых в суставах. И ведь это не значит врать, а только сказать не все.

— Ты по-настоящему уверен?

"Если хочешь научиться врать, Бобби-бой, так начатьумалчивать — самое неплохое начало”, — зашептал внутренний голос. Бобби не сталего слушать.

— Да, — сказал он. — По-настоящему уверен. Тед.., а этитипчики опасны только вам или всем? — Думал он о своей маме, но и о себе тоже.

— Мне они могут быть очень опасны. Очень. Для другихлюдей.., подавляющего большинства других людей, вероятно, нет. Хочешь узнатьодну странность? Люди, в большинстве, их попросту не видят. Разве что ониокажутся совсем уж близко. Прямо-таки кажется, что они умеют затемнятьчеловеческое сознание. Ну, как Тень в старом радиосериале.

— Значит, они.., ну… — Он полагал, что тут подходит слово“сверхъестественные”, но не был уверен, что сумеет его выговорить.

— Нет-нет, вовсе нет! — Тед отмахнулся от вопроса прежде,чем вопрос был толком задан. (Вечером, когда Бобби не засыпал дольше обычного,он подумал, что Тед словно бы боялся произнести это слово вслух.) — Есть многолюдей, самых обыкновенных, которых мы не видим. Официантку, котораявозвращается домой, опустив голову, держа бумажный пакет со своими рестораннымитуфлями. Стариков, вышедших днем в парк прогуляться. Девочек-подростков сбигуди в волосах и в наушниках, настроивших свои транзисторы на “Отсчетвремени” Питера Триппа. Но дети их видят. Дети видят всех. А ты, Бобби, ты всееще ребенок.

— Да вроде таких типчиков трудно не заметить.

— Ты думаешь о куртках. Туфлях. Аляповатых автомобилях. Ноименно это заставляет некоторых людей — вернее очень многих людей —отворачиваться. Ставит маленькие шлагбаумы между глазами и мозгом. В любомслучае я не позволю тебе рисковать. Если увидишь людей в желтых плащах, НЕПРИБЛИЖАЙСЯ К НИМ. Не разговаривай с ними, даже если они заговорят с тобой. Непредставляю, что так случится. Думаю, они тебя попросту не увидят — точно также, как большинство людей не видит их. Но есть много такого, чего я о них незнаю. А теперь скажи, о чем я сейчас говорил. Повтори. Это важно.

— Не подходить к ним и не разговаривать с ними.

— Даже если они заговорят с тобой. (Это было сказанонетерпеливо.) — Даже, если они заговорят со мной. Ну да. Но что мне тогдаделать?

— Сразу вернуться сюда и сообщить мне, что они поблизости игде именно ты их видел. Иди, не торопясь, пока не убедишься, что им тебя невидно, а тогда беги. Беги как ветер. Беги, будто за тобой весь ад гонится.

— И что вы тогда сделаете? — спросил Бобби, но, конечно, они сам знал. Пусть он не так все подмечает, как Кэрол, но он ведь и не круглыйдурак. — Вы уедете, верно?

Тед Бротиген пожал плечами и допил шипучку, избегая глазБобби.

— Решу, когда придет время. Если оно придет. Если мнеповезет, то чувство, возникшее у меня в последние дни — мое ощущение этихлюдей, — исчезнет.

— А так уже бывало?

— О да! Ну а теперь почему бы нам не поговорить о болееприятных вещах?

Следующие полчаса они обсуждали бейсбол, потом музыку (Боббиизумился, выяснив, что Тед не только знал произведения Элвиса Пресли, нонекоторые ему даже нравились), а потом надежды и страхи Бобби, связанные спереходом в следующий класс в сентябре. Все это было интересно, но за каждойтемой Бобби ощущал незримое присутствие низких людей. Низкие люди таились тут,в комнате Теда на третьем этаже, точно зыбкие тени, которые невозможно четкоразглядеть.