Тед, с облегчением заметил Бобби, не хотел выходить на коверили даже подойти к нему.

— Полагаю, вы правы, миссис Гарфилд. Абсолютно. Онасекунду-другую выставляла на него подбородок, вопрошая, уверен ли он, давая емувремя передумать. Но Тед молчал, и она улыбнулась. Это была ее победоноснаяулыбка. Бобби любил маму, но внезапно ощутил, что, кроме того, устал от нее.Устал понимать выражения ее лица, устал от ее присловий, от чугунного склада ееума.

— Благодарю вас за рутбир, мистер Бреттиген. Было оченьвкусно. — И она повела своего сына вниз. На площадке она отпустила его руку идальше шла впереди.

Бобби думал, что за ужином они будут говорить о его новойработе, но ошибся. Мама была словно где-то далеко, ее глаза смотрели поверхнего. Ему пришлось два раза попросить у нее еще кусок мясного рулета, а когдапозже вечером зазвонил телефон, она вскочила с дивана, на котором они смотрелителик. Прыгнула к телефону, точно Рики Нельсон, когда телефон звонит впрограмме “Оззи и Харриет”. Она послушала, сказала что-то, потом вернулась кдивану и села.

— Кто звонил? — спросил Бобби.

— Не туда попали, — сказала Лиз.

***

На этом году своей жизни Бобби Гарфилд все еще ожидал сна сдетской радостью: на спине, раскинув пятки по углам кровати, засунув ладони впрохладу под подушкой, выставив локти. Ночью, после того как Тед рассказал онизких мужчинах в длинных желтых плащах (“И не забудь про их машины, — подумалон, — их большие машины, ярко размалеванные”), Бобби лежал в этой позе,наполовину выбравшись из-под одеяла. Лунный свет падал на его узкую детскуюгрудь, разделенную начетверо тенью оконной рамы.

Если бы он думал об этом (но он не думал), то не сомневалсябы, что низкие мужчины Теда станут реальнее, едва он останется один в темноте,которую нарушают только тиканье его “Биг-Бена” с механическим заводом и голосдиктора, сообщающего последние известия с телевизионного экрана. Прежде такбывало с ним всегда: конечно, легко смеяться, когда “Франкенштейна” показываютв “Театре ужасов”, хлопаться в притворный обморок с воплем “Ах, Франки!”, когдапоявляется монстр — особенно если Салл-Джон оставался ночевать. Но в темноте,после того как Эс-Джей начинал храпеть (или, хуже того, если Бобби был один),создание доктора Франкенштейна казалось куда более.., нет, не реальным, то естьне по-настоящему, не совсем.., но все-таки ВОЗМОЖНЫМ.

Однако ощущения возможности низкие мужчины Теда непробудили. Скорее наоборот, мысль, будто какие ни на есть люди станут посылатьсообщения с помощью объявлений о пропавших собаках и кошках, показалась ему втемноте совсем сумасшедшей. Но не опасно сумасшедшей. В любом случае Бобби неверил, что Тед мог быть по-настоящему, насквозь сумасшедшим — просто слишком ужумничал себе же во вред, особенно потому, что ему почти нечем было занятьвремя. Тед немножко.., ну.., черт! Немножко — что? У Бобби не было для этогослов. Приди ему в голову слово “эксцентричен”, он ухватился бы за него срадостью и облегчением.

"Но.., он словно бы прочел мои мысли. Это как?” А, онпросто ошибся! Не расслышал толком. Или, может, Тед и правда прочел его мысли —прочел с помощью совсем неинтересной взрослой телепатии, снимая виноватость сего лица, будто переводную картинку со стекла. Вот ведь и его мама всегда умелаих читать.., во всяком случае, до этого дня.

— Но…

Никаких “но”. Тед отличный человек и много знает про книги,но он не чтец мыслей. Не больше, чем Салл-Джон фокусник или когда-нибудь имстанет.

— Все это для отвода глаз, — пробормотал Бобби вслух,вытащил руки из-под подушки, скрестил их в запястьях, помотал кистями. Полунному пятну у него на груди пролетела голубка.

Бобби улыбнулся, закрыл глаза и уснул.

***

На следующее утро он сидел на крыльце и читал вслух изхарвичской воскресной “Джорнел”. Тед, примостившись рядом на диване-качалке,тихо слушал и курил “честерфилдки”. Слева позади него хлопала занавеска в открытомокне гостиной Гарфилдов. Бобби рисовал в уме, как его мама сидит в креслепоближе к свету, поставив рядом рабочую корзинку, слушает и перешивает юбки(юбки опять носят длиннее, сказала она ему недели две назад; укоротишь в этомгоду, а следующей весной — пожалуйте распускать швы и снова обметывать подол, ивсе потому, что кучка гомиков в Нью-Йорке и Лондоне так постановила, и зачемона затрудняется, сама не знает). Бобби понятия не имел, действительно ли онасидит там или нет — открытое окно и хлопающая занавеска сами по себе ни о чемне говорили, однако он все равно рисовал себе эту картину. Когда он станетпостарше, ему вдруг станет ясно, что он всегда воображал ее где-то рядом — задверями, в том ряду на трибуне, где тени были такими густыми, что рассмотреть,кто там сидит, было трудно, в темноте на верхней площадке — в его воображенииона всегда была там.

Читать спортивные заметки было интересно (Мори Уиллс давалжару), статьи — не так, а персональные колонки совсем занудно — длинные,скучные, полные выражений вроде “фискальная ответственность” и “экономическиеиндикаторы рецессионного характера”. И все-таки Бобби был готов их читать. Вконце-то концов он выполняет свою работу, зарабатывает наличные а любая работапо большей части занудна — хотя бы часть времени. “Приходится работать за твоихлопья к завтраку”, — иногда говорила мама, когда мистер Бидермен задерживал еедопоздна. Бобби гордился, что способен произнести без запинки фразы вроде“экономические индикаторы рецессионного характера”. К тому же другую работу —тайную работу — он получил из-за чокнутой уверенности Теда, что за ним охотятсякакие-то люди, и Бобби было бы не по себе брать деньги только за нее: он бычувствовал, будто надувает Теда, хотя Тед сам все придумал.

Но все равно, чокнутая или нет, а это была его работа, и онначал выполнять ее по воскресеньям днем. Бобби обходил квартал, когда его мамаложилась вздремнуть, высматривая низких людей в желтых плащах или их признаки.Он видел много интересного: на Колония-стрит женщина из-за чего-то скандалила смужем — они стояли нос к носу, будто Красавчик Джордж и Сноп Колхаун передначалом схватки; малыш бил по пистонам закоптившимся камнем; на углу Коммонвелфи Броуд перед “Любой бакалеей” Спайсера мальчишка с девчонкой впились друг другув губы; и еще фургончик с заманчивой надписью “НЯМ-НЯМ ВАМ И ВАМ”. Но он невидел ни желтых плащей, ни объявлений на столбах о пропавших кошках и собаках,и ни единого хвоста от воздушного змея не свисало ни с единого провода.

Он зашел к Спайсеру купить жвачку за цент и зыркнул глазомпо доске объявлений, добрую половину которой занимали фото кандидаток на миссРейнголд этого года. Он увидел две карточки о продаже машин, но обе былиприкноплены нормально. Еще одна с “ПРОДАЮ МОЙ БАССЕЙН ПРИ ДОМЕ, В ХОРОШЕМСОСТОЯНИИ, В САМЫЙ РАЗ ДЛЯ ВАШИХ РЕБЯТИШЕК” была прикноплена криво, но Боббирешил, что криво не в счет.