— Подходящий вечер для терзаний, верно, Даниель? —произнес голос из густой тени. — Закуришь?

Я рывком вскочил на ноги, тело пронзил внезапный холод.Чья-то рука протягивала мне из темноты сигарету.

— Кто вы?

Незнакомец несколько приблизился ко мне из темноты, но лицоего по-прежнему было скрыто. От его сигареты поднимался голубой дымок. Я сразуузнал темный костюм и руку, прятавшуюся в кармане пиджака. Глаза егопосверкивали, как стеклянные бусины четок.

— Друг, — ответил он, — во всяком случаенадеюсь им стать. Так что, сигаретку?

— Я не курю.

— И правильно. Жаль, но мне больше нечего тебепредложить, Даниель.

Его голос был сыпучим, как песок, и звучал болезненно. Словаон произносил слабо и невнятно, как на пластинках на семьдесят восемь оборотовв минуту, которые коллекционировал Барсело.

— Откуда вам известно мое имя?

— Я много чего о тебе знаю. Тем более имя.

— Что еще вы знаете?

— Я мог бы вогнать тебя в краску, но у меня нет нивремени, ни желания. Довольно того, что у тебя есть нечто меня интересующее. Ия готов за это неплохо заплатить.

— Мне кажется, вы ошиблись.

— Нет, я никогда не ошибаюсь в людях. В чем-то другомда, но не в людях. Сколько ты хочешь за нее?

— За что?

— За «Тень ветра».

— Почему вы думаете, что у меня есть эта книга?

— Это не обсуждается, Даниель. Вопрос только в цене. Ядавно знаю, что книга у тебя. Люди говорят. А я слушаю.

— Что ж, значит, вы ослышались. У меня этой книги нет.Но даже если бы была, она не продается.

— Твое бескорыстие просто восхитительно, особенно внаше время угодников и блюдолизов, но со мной не стоит ломать комедию. Скажи,сколько. Тысячу дуро? Деньги для меня ничего не значат. Цену назначаешь ты.

— Я же сказал: она не продается и у меня ее нет, —ответил я. — Вот видите, вы ошиблись.

Незнакомец какое-то время молчал, неподвижный, окутанныйголубым дымком сигареты, которая, казалось, никогда не истлеет до конца. Язаметил, что от нее исходил запах не табака, а горелой бумаги. Хорошей бумаги,книжной.

— Возможно, это ты сейчас ошибся, — холоднозаметил он.

— Вы мне угрожаете?

— Не исключено.

Я сглотнул. Несмотря на всю мою браваду, этот тип здоровоменя напугал.

— А могу я узнать, почему она вас так интересует?

— Это мое дело.

— И мое тоже, раз вы угрожаете и требуете, чтобы япродал вам книгу, которой у меня нет.

— Ты мне нравишься, Даниель. Ты смел и, кажется,неглуп. Тысяча дуро. На них ты сможешь купить очень много книг. Хороших книг, ане тот мусор, который ты так ревностно хранишь. Ну давай, тысяча дуро — иостанемся лучшими друзьями.

— Мы с вами не друзья.

— Да нет, друзья, просто ты этого еще не понял. Я невиню тебя, ведь столько забот… Взять хоть твою подругу Клару. Из-за такойженщины кто угодно голову потеряет.

При упоминании о Кларе у меня кровь застыла в жилах.

— Что вы знаете о Кларе?

— Осмелюсь утверждать, что гораздо больше, чем ты, и длятебя было бы благом забыть ее. Но ты не забудешь, я знаю. Мне тоже когда-тобыло шестнадцать…

Меня вдруг осенила страшная догадка: этот человек и был темсамым незнакомцем, что, не представившись, донимал Клару вопросами на улице. Онсуществовал на самом деле. Клара не лгала. Тип шагнул мне навстречу. Яотступил. Никогда в жизни мне еще не было так страшно.

— Лучше, чтоб вы знали, у Клары книги нет. И не смейтебольше к ней прикасаться.

— Твоя подруга мне безразлична, Даниель, и когда-нибудьты разделишь это чувство. Мне нужна только книга. И я предпочел бы получить еепо-хорошему, так, чтобы никто не пострадал. Я ясно выражаюсь?

За неимением лучшего, я принялся лгать, как последний плут:

— Книга у некоего Адриана Нери. Музыканта. Думаю, выслышали о нем.

— Нет, не слышал, и это худшее, что можно сказать омузыканте. Надеюсь, ты этого Адриана Нери не выдумал?

— Если бы…

— Тогда, раз уж вы с ним столь добрые друзья, тебестоило бы убедить его вернуть книгу. Подобные вещи между приятелями решаютсябез проблем. Или ты предпочитаешь, чтобы я попросил об этом твою подругу Клару?

Я отрицательно мотнул головой.

— Ладно, поговорю с Нери, но не думаю, что он ее мневернет, да, может, у него ее уже и нет, — импровизировал я. — Вам-тоона зачем? Только не говорите, что хотите ее прочесть.

— Нет. Я знаю ее наизусть.

— Вы коллекционер?

— Да, что-то вроде того.

— А у вас есть другие книги Каракса?

— Были, когда-то… Хулиан Каракс — моя специальность,Даниель. Я ищу его книги по всему свету.

— И что же вы делаете с ними, если не читаете?

Незнакомец издал глухой, булькающий звук. Мне потребовалосьнесколько секунд, прежде чем я понял, что он смеется.

— Единственное, что можно с ними сделать… —последовал ответ.

Он достал из кармана коробок спичек. Вынул одну и зажег.Пламя впервые осветило его. Моя душа заледенела. У этого типа не было ни носа,ни губ, ни век. Вместо лица у него была маска из черной, изборожденной шрамамикожи, которую обезобразил огонь. Та самая маска, о которой говорила Клара.

— Сжечь, — прошипел он после короткой паузы; вголосе и взгляде пылала ненависть.

Порыв ветра погасил спичку, и черты незнакомца сновапоглотила тьма.

— Мы еще увидимся, Даниель. Я всегда помню лица, думаю,и ты отныне не забудешь, — медленно проговорил он. — Ради твоего жеблага и блага твоей подруги, надеюсь, ты примешь верное решение и разберешься сэтим сеньором Нери… что за шутовская фамилия! Я бы ему ни на грош не верил.

Не проронив более ни слова, незнакомец развернулся инаправился к пристани — силуэт, испаряющийся в темноте, пронизанной егоутробным смехом.

С моря, искря электричеством, надвигался полог туч. Я хотелбыло бежать от надвигающегося ливня, но слова незнакомца возымели своедействие. Лихорадило не только тело, в голове все смешалось. Я поднял взгляд иувидел, как сквозь тучи потоками темной крови проливается гроза, погасив луну ибросая сумрачную пелену на крыши и фасады домов. Я пытался ускорить шаг, нотревога подточила меня изнутри, так что, преследуемый дождем, я шел, елепереставляя налившиеся свинцом ноги. Укрылся я под навесом газетного ларька,пытаясь привести мысли в порядок и решить, что делать дальше. Рядом, рыча, какустремившийся к гавани дракон, грянул оглушительный раскат грома, и землявсколыхнулась у меня под ногами. Несколько секунд спустя уличное освещение,рисующее в полумраке очертания фасадов и окон, стало постепенно меркнуть. Надпревратившимися в сплошную лужу тротуарами перемигивались фонари и гасли, каксвечи на ветру. На улицах не было ни души, и чернота внезапного затменияизливалась зловонным дыханием из водосливов, стекая в канализацию. Ночь сталаглухой и непроницаемой, дождь — саваном, сотканным из испарений. «Из-за такойженщины кто угодно голову потеряет…» Я бросился бежать вверх по улице Рамблас,с одной лишь мыслью: Клара.