— И ему это удалось?

Исаак нахмурился и добавил в мою чашку новую толику своеголечебного пойла.

— Похоже, лучше всего разошелся «Красный дом», околодевяноста экземпляров.

— И тем не менее он продолжал издавать Каракса себе вубыток, — заметил я.

— Продолжал. Честно говоря, не знаю почему. Уж кем-кем,а романтиком он не был. Но, сдается мне, у каждого свои секреты… С 1928-го по1936-й он издал восемь романов Каракса. А на чем Кабестань действительнозарабатывал деньги, так это на катехизисах и дамских романах о провинциальнойбарышне Виолете Лефлер. Они очень неплохо расходились в киосках. РоманыКаракса, как я подозреваю, он издавал ради удовольствия и в пику Дарвину с егоестественным отбором.

— Что сталось с Кабестанем?

— Возраст. Годы всем нам рано или поздно предъявляютсчет. Он заболел, к тому же начались финансовые проблемы. В 1936 годуиздательство возглавил его старший сын, но он был из тех, кому размер трусов наярлыке — и тот не прочесть. Предприятие не продержалось и года. К счастью,Кабестань так и не увидел, что сотворили наследники с делом всей его жизни ичто сотворила война со страной. Он умер от эмболии в Вальпургиеву ночь сгаванской сигарой во рту и двадцатипятилетней девчонкой на коленях. Сын был издругого теста. Спесив, как может быть спесив только последний придурок. Первое,что пришло ему в голову — продать разом весь запас книг на складе, то есть всенаследство отца, на макулатуру. Приятель, такой же молокосос с особняком вКалдетас[19] и автомобилем «Бугатти», убедил его, чтофотокомиксы про любовь и «Майн Кампф» пойдут на ура, так что бумаги не хватит,чтобы удовлетворить бешеный спрос.

— И у него получилось?

— Он не успел. Вскоре после того как он взял браздыправления в свои руки, к нему домой явился какой-то тип и сделал весьма щедроепредложение. Он хотел купить целиком весь оставшийся тираж Хулиана Каракса иготов был заплатить втрое от рыночной цены.

— Можете не продолжать. Он покупал их, чтобысжечь, — пробормотал я.

Исаак улыбнулся, даже не пытаясь изобразить удивление:

— Точно. А я уж было подумал, что вы круглый дурак: всеспрашиваете, спрашиваете, а сами как будто ничего не знаете.

— Кто был этот тип? — спросил я.

— То ли Обер, то ли Кубер, не помню.

— Лаин Кубер?

— Знаете такого?

— Так зовут персонажа «Тени ветра», последнего романаКаракса.

Исаак нахмурился:

— Персонажа книги?

— В романе Лаин Кубер — псевдоним дьявола.

— Несколько театрально, на мой вкус. Но кто бы он нибыл, чувства юмора, по крайней мере, ему было не занимать, — заметилИсаак.

У меня была еще слишком свежа память от встречи с тем типом,так что ничего забавного я в нем не находил, но решил приберечь свое мнение долучших времен.

— Этот Кубер, или как там еще… его лицо было обожжено,обезображено?

Трудно было разобрать, чего было больше в улыбке Исаака:насмешки или тревоги.

— Представления не имею. Человек, от которого я о немслышал, с ним не виделся, а узнал о его визите потому, что Кабестань-младшийрассказал об этом на следующий день своей секретарше. Об ожогах речи не было.Так, выходит, вы не в бульварном романе это вычитали?

Я тряхнул головой, будто все не так для меня и важно.

— И чем дело кончилось? Сын издателя продал книгиКуберу? — спросил я.

— Молокосос решил, что он самый умный, заломил цену ещевыше, чем та, которую предложил Кубер, и тот свое предложение снял. А через несколькодней примерно в полночь склад издательства Кабестаня в Пуэбло Нуэво выгорелдотла. Задаром.

Я глубоко вздохнул:

— А что случилось с книгами Каракса? Они погибли вогне?

— Почти все. К счастью, секретарша Кабестаня, услышав остранном предложении, заподозрила неладное, на свой страх и риск забрала сосклада по одному экземпляру каждого романа Каракса и унесла домой. Это она велапереписку с Караксом, и за столько лет они волей-неволей сдружились. Ее звалиНурия, и я думаю, что она единственная во всем издательстве, а то и во всейБарселоне, читала романы Каракса. У Нурии слабость к несчастненьким. В детствеона подбирала зверушек на улице и несла в дом. Со временем стала опекатьнезадачливых литераторов, возможно, потому, что ее собственный отец когда-томечтал стать одним из них, но так и не сумел.

— Похоже, вы очень хорошо ее знаете.

По лицу Исаака скользнула улыбка хромого беса:

— Даже лучше, чем ей самой может показаться. Она моядочь.

Повисла напряженная пауза. Меня мучили сомнения, чем большея узнавал обо всей этой истории, тем менее уверенно себя чувствовал.

— Насколько я понял, Каракс вернулся в Барселону в 1936году. Некоторые говорят, что здесь он и умер. У него остались родственники?Кто-нибудь, знающий о его судьбе?

Исаак вздохнул:

— Едва ли. Родители Каракса давно разошлись. Матьуехала в Латинскую Америку и там снова вышла замуж, а с отцом, насколько мнеизвестно, он со своего отъезда в Париж не общался.

— А почему?

— Кто его знает. Люди любят усложнять себе жизнь, будтоона и без того недостаточно сложна.

— А вы не знаете, его отец еще жив?

— Очень может быть. Он моложе меня, но я давно уже невыхожу и не читаю некрологов,[20] а то как увидишь, чтознакомые мрут, как мухи, чувствуешь, что и тебя вот-вот возьмут за яйца.Кстати, Каракс — фамилия его матери. Фамилия отца — Фортунь. Он держал шляпнуюмастерскую на улице Сан-Антонио и, насколько мне известно, с сыном не ладил.

— А могло ли случиться так, что, вернувшись вБарселону, Каракс попытался увидеться с вашей дочерью, раз уж у них завязаласьдружба, а с отцом отношения не сложились?

Исаак горько усмехнулся:

— Ну, я-то последний, кто об этом бы узнал. В концеконцов, я всего лишь отец. Знаю, что однажды, в 1933-м или в 1934-м, она ездилав Париж по делам Кабестаня и останавливалась на пару недель у Хулиана Каракса.Мне об этом рассказал Кабестань. По ее же версии, она жила в гостинице. Моядочь в то время была незамужем, и я печенкой чуял, что она слегка вскружилаголову Караксу. Нурия из тех, кто разбивает сердца по пути в ближайшуюпродовольственную лавку.

— Вы хотите сказать, что они были любовниками?