****

— Вставай! Дядя Артур, ну вставай же!

Арт открыл глаза и обнаружил, что уже утро, а он всю ночь проспал в гостиной на диване. Сверху на нем сидела девочка с требовательным выражением лица и дергала за нос. Не за свой нос, само собой, а за его — Арта — нос.

— Карамелька? — спросил он сипло.

— Не называй меня так! — потребовала мелкая. — Так только папе можно. Я Амелия.

— Ну, Амелия, так Амелия.

Арт, прищурившись, оглядел девочку.

Проклятье! А ведь Барби… В смысле, Маша права. Волосы у карамельки точь-в-точь, как у матери — русые с рыжинкой. И цвет глаз один в один — васильковый. Но на этом внешнее сходство заканчивалось. Ни единой черточки от Насти. А, тем более, от Коврова. Вот уж точно, как говорится: ни в мать, ни в отца, а в заезжего молодца.

Впрочем, ему-то какая печаль? Это проблема Коврова.

— А ты, Амелия, откуда знаешь, как меня зовут? — спросил Арт девочку.

— Мама сказала, — отозвалась та, смешно наклоняя голову. Волосы, перевязанные красной лентой, упали Арту на лицо. — Мама велела тебя разбудить. Пока папа не проснулся. Я не скажу папе, что ты тут спал. Мама сказала, это секрет. А я умею хранить секреты, — девочка сделала паузу и добавила: — Ну, если мама велит.

— Разбудить? — Арт ловко поднялся и усадил Амелию на диван. — Отличная идея, кстати. Та-а-к. Я, пожалуй, в душ. А ты посидишь тут?

Девочка отрицательно мотнула головой. Прядки весело запрыгали по плечам.

— Не-е-ет. Я папу будить. Он мою кровать занял.

— А давай, — Арт подмигнул, — ты разбудишь его чуточку попозже.

Амелия поглядела на большие настенные часы с маятником.

— У тебя десять минут, дядя Артур.

— Договорились, — Арт поднял большой палец и рванул по лестнице на второй этаж и только по дороге сообразил, что знать не знает, где его комната.

А чему удивляться? Вещи наверх вчера относили за него. Затем он уехал с Барби. А вернувшись… Вернувшись, уснул внизу на диване.

— Заблудились, Артур Дмитриевич? — навстречу выплыла вчерашняя горничная в коротковатой униформе. Девчонка, что изучала Арта взглядом на крыльце. — Я Олеся, кстати, — добавила она, поправляя черные, как смоль, волосы.

— Олеся, будь другом, подскажи, где моя спальня, — Арт постарался говорить деловым тоном, хотя чутье подсказывало, что это не подействует.

И не ошибся.

— Я могу проводить, — объявила она, широко улыбаясь.

— Лучше просто укажи направление. Надо бегом привести себя в божеский вид. Пока шеф не проснулся и не устроил всем темную. Говорят, он с утра вечно не в настроении.

Лицо горничной исказилось. Упоминание Коврова вмиг прогнало игривое настроение.

— Прямо по коридору, направо, третья дверь, — прошептала она и шустро унесла ноги, пока, правда, не появился большой босс и не предъявил реальные или выдуманные претензии.

С «марафетом» Арт справился быстро. Старая армейская привычка. Сбежал по лестнице, готовый охранять и защищать, однако клиента, как и его семейство, увидел еще не скоро. Внизу ждал Макс, который поманил вглубь дома.

— Пошли на кухню. Завтракать, — напарник подмигнул. — Тётя Клава та-а-акие блинчики сделала. Пальцы оближешь. Идём-идём, она сказала, что Ковров с дамами наверху едят.

Арт кивнул. Подкрепиться, впрямь, не мешало. В последний раз он ел… Вот, черти зеленые! Еще в Питере! Перекусил в аэропорту. И всё. Потом был перелет, разборки с Барби и удобный диван в гостиной. О еде Арт как-то совсем позабыл.

— Значит, ты и есть новенький, — усмехнулась повариха — добротная дама в летах, но выглядящая не плюшкой, а скорее, булочкой из элитной кондитерской. — Ешь, не торопясь, — велела она, заметив, как Арт засовывает блин с ягодной начинкой в рот почти целиком. — Эти еще не скоро спустятся.

Арт глянул удивленно.

Эти?

Ну-ну. Так обычно не говорят о хозяевах. Особенно, если хозяин Анатолий Ковров.

— Что? — усмехнулась тётя Клава. — Думаешь, боюсь я этого бандита? Еще не хватало. Я его знаю с тех пор, как под стол пешком ходил. Уже тогда был бесноватый. Хозяйка моя покойная — Надежда Андреевна — пригрела змееныша. Из детдома взяла. Приглянулся чем-то паразит. Она ж всё сыночка хотела. Дочки-то были. Аж две. А с сыночком не складывалось. Вот и привела в семью Толика. Тьфу! Григорий Данилович всегда в нём гнильцу видел. Да жену сильно любил. Не решился отказать. Но фамилию свою пацану не дал. Так и остался Ковровым. Не Мезенцевым.

— Мезенцевым? — переспросил Арт, сложив в уме два и два. — Подождите. Вы о том самом Григории Мезенцеве?

Арт хоть и вырос не в Питере, но имя слышал. Это был известный политик. Не последний человек в эшелоне власти. Правда, уж умер. Лет пять назад. Или около того.

— А то! — подтвердила тётя Клава. — Я в их семье с юности работала. Тетка им готовила, она меня в помощницы и порекомендовала. Хозяева согласились. А потом после ее смерти я стала главной поварихой в доме. А у Толика около трёх лет. Выбора не оставил паразит. Но я сразу сказала, коли начнет характер передо мной показывать, будет есть сырое иль горелое. И нечего мне угрожать. Одна я. Ни мужа, ни детей. А за свою жизнь не боюсь.

Тётя Клава отвернулась к плите, а Арт доел остатки блина, размышляя, какая загадочная штука жизнь. Повезло Коврову, ничего не скажешь. Остался бы в детдоме, вырос б мелким бандитом. А так крутой бизнесмен. Хотя всё равно тот еще бандит. Права тетя Клава.

— Нет! Нет, я не хочу! Не хочу!

Арт чуть не подавился кофе.

Крики неслись из гостиной, и голос однозначно принадлежал карамельке.

— Какой же горластый этот ребёнок, — проворчала кухарка, а оба охранника уже неслись на помощь девочке.

А как еще реагировать? Карамелька вопила так, будто ее режут. Или, как минимум, похищают, чтобы потребовать огромный-преогромный выкуп.

Правда, как быстро выяснилось, девочка в помощи не нуждалась. Скорее, помощь требовалась ее отцу. Ковров, беззвучно матерясь, пытался ретироваться из дома. Но получалось так себе, ибо на его ноге висела дочь и истошно вопила. Рядом ковыляла Настя и пыталась уговорить девочку оставить отца в покое.

— Амеля, солнышко, у папы работа. Он приедет вечером. А мы пока в бассейне покупается. Он с подогревом. Вода теплая-теплая. Опробуем твой новый круг с уточкой.

— Я хочу с папой! — не унималась мелкая упрямица, не ослабляя «хват». — Он обещал!

— Амелия! — Ковров едва зубами не скрежетал, но не смел по-настоящему орать на единственного ребёнка. — У папы появились срочные дела. Если я не пойду сейчас, придется работать всё неделю с утра до ночи. А завтра…

— Я хочу сейчас!