Казалось, Инесса только этого и ждала.

— Можно вас пригласить, Иона? — спросила онатомным голосом. — Это моя любимая вещь.

— Я не танцую, — железобетонный Иона спутал Инкевсе карты: непростительная глупость с его стороны.

За столиком повисло молчание. Но спустя несколько секундИнка взяла себя в руки.

— Объясни своему братцу, что не принято отказыватькрасивым женщинам. Они этого не прощают. И тогда тебя находят в собственнойкровати с перерезанным горлом, — сказала она Марку.

— Берегись, Иона, — засмеялся Марк. — От этойдамочки всего можно ожидать.

— Я учту. — Иона откинулся на стуле и втянул всебя пивную пену.

— А что прикажете делать соблазненной и покинутой.Иона?

— Не знаю.

Твердолобость шурина (или деверя, господи, как нелепо можетименоваться брат человека, которого ты любишь!) не понравилась даже Ольге,которая наблюдала за происходящим с известной долей снисходительности. Онабросила укоризненный взгляд на Марка — приведи в чувство своего хамоватогоаборигена! — а потом на самого Иону — не очень-то вежливо с вашей сторонытак разговаривать с женщиной.

Марк тотчас же попытался исправить положение: он поднялся исклонился в церемонном поклоне над обиженной Инкой.

— Вы позволите?

— Ты, конечно, не предел моих мечтаний. Я бы предпочлакого-нибудь другого…

— Учти, я здесь не только как скромный отдыхающий, но икак представитель фирмы твоего мужа.

— И что?

— Должен присматривать.

— Это его распоряжение?

— Нет, но…

— Все понятно. — Инка обезоруживающеулыбнулась. — «Вечная бдительность — залог свободы». Картина РокуэллаКента.

— Мне больше нравятся импрессионисты.

— Ладно, — смилостивилась Инка. — Не могусказать, чтобы я была в восторге. Но на безрыбье…

— Я предпочел бы высказывание «За неимением гербовой,пишут на простой», если не возражаешь. Как подчиненный твоеговысокопоставленного мужа.

— Учти, я буду целенаправленно наступать тебе наноги, — улыбнулась Инка.

— Я тоже.

Марк и Инка удалились к пятачку эстрады, и Ольга вдругпоймала себя на мысли, что они совсем неплохо смотрятся вместе: брюнетка иблондин, белое и черное, короткие стрижки… Уж слишком демонстративно они неладят, а Инка действительно наступает Марку на носки, стерва… Вполне изящно и втакт музыке, как раз на синкопах.

Интересно, о чем они разговаривают? А они о чем-то говорили,Ольга это видела. При этом лицо у Инки было такое, как будто она раздавилагадину. Лучшего террариума для Ольгиной ревности и придумать невозможно…

— Вы не слушаете меня? — приглушенный голос Ионытолько сейчас донесся до Ольги.

— Почему же? — Она ограничилась тем, что вежливопожала плечами.

— Вам понравился ваш коттедж?

— Он просто великолепен.

— Вы никогда не были в горах?

— Никогда.

Это была не правда. Конечно же, она знает, что такое горы:ее воспоминания о Тбилиси венчались Мтацминдой, ей нравилось это тбилисскоеназвание: Мтацминда, Мтацминда, оно было похоже на считалочку… Но все равно этобыло не правдой. Как и все, что касалось Мананы, включая ее душевную болезнь.

— Хотите, я покажу вам горы?

«Почему он так странно смотрит на меня?» — подумала Ольга.Антрацитовые глаза Ионы прожигали ее насквозь, впрочем, антрацит и долженгореть… Ровным, чистым пламенем.

— Конечно. Мы будем рады. Завтра с утра.

— Я не имею в виду Марка, — об Инессе Иона даже незаикнулся. — Я имею в виду вас. Только вас.

— Я не знаю… — Господи, зачем она сказала это? Нужнобыло ограничиться милым и твердым «нет», обратить все в шутку. Тогда в самомфинале можно было снисходительно коснуться его плеча: на правах родственницы.Выражение «Я не знаю» больше всего похоже на поощрение ухаживаний, на началосентиментального платонического романа с далеко идущими последствиями. Толькоэтого не хватало!..

Ольга заслонилась рюмкой с коньяком. Отпила глоток и стоской подумала: почему же не приходят к логическому финалу эти бесконечные«Мужчина и женщина»?..

Выпитый коньяк придал ей уверенности.

— Вы давно не виделись с братом? — светскиспросила она.

— Семнадцать лет. С тех пор, как он уехал изКизыл-Арвата. Бросил мать, которая уже с постели не вставала… Мы ее похорониличерез полгода. Тогда ему было восемнадцать, а мне одиннадцать. Я его ненавидел.

Ольга вздрогнула, а потом вспомнила: ну, конечно же, склокаиз-за имени Иона, Марк рассказывал.

— Марк рассказывал мне… Ему нравилось ваше имя.

— Имя! — Иона хмыкнул. — Он хотел отнять егоу меня.

Он всегда отнимает то, что ему нравится. И если не датьотпор… Он может подмять под себя все и всех.

Это было так чудовищно несправедливо, что Ольга даже ненашлась, что ответить. Ее Марк совсем не такой: он нежен до самопожертвования,он предан делу, она видела его в разных жизненных ситуациях, и в каждой он былвыше всяких похвал.

— Вы предвзято к нему относитесь, — сухо сказалаона Ионе и даже отодвинулась от него.

— Простите. Я говорю правду.

— Вы просто завидуете ему. — Она слегка захмелела,а это всегда придавало ей смелости. — Просто завидуете, вот и все.

— Завидую? — Удивление Ионы было искренним. —Чему?

— Ну, хотя бы тому, чего он добился к тридцати пятигодам…

— Чего же экстраординарного он добился?

— Он… Он входит в совет директоров крупного концерна,он сам этого добился, он сам построил свою карьеру. А пробиться в Москве — этозначит чего-то стоить по-настоящему. Он настоящий. Иона…

— Вы настоящая.

Он накрыл ее руку своей ладонью; ладонь была жесткой ипрохладной, и это меньше всего походило на легкомысленный курортный флирт.

— Что вы делаете? — глупо спросила она. —Зачем?

Иона улыбнулся ей, но руку все-таки отнял.

— Не знаю, — медленно сказал он.

— Это нечестно, — Ольга даже сморщилась: костяшкипальцев еще горели от прикосновения горноспасателя.

— Почему?

— Марк — ваш брат. Вы ставите меня в неловкоеположение.

— Разве? Я не хотел ничего дурного. Марк — мой брат,правда. А вы — жена брата, только и всего. Это называется родственными связями.Мы ведь родственники, правда?