– Впрочем, она не выглядит как что-то, что принадлежало живому человеку. Мне, конечно, нужно проверить, но это не канал, который связывает эмбрион с матерью. Похоже на нить Твари. – Он приблизил сосуд к лицу Сэма.

Приглядевшись, можно было заметить, что поверхность пуповины состоит из крошечных колеблющихся частиц. Его удивило то, что можно взять образец пуповины Твари.

– Точно, это Мамы.

Сэм перерезал пуповину, но не делал образец. Хартмэн кивнул.

– Эта пуповина связывала с Берегом. Труп, который не подвержен некрозу, и пуповина, что соединяла с Берегом. Сэм, ты доставил невероятный груз!

Сэм отпрянул от Хартмэна, который почти бросился его обнимать. Затем с извиняющимся выражением лица ученый положил сосуд с пуповиной на носилки и закрыл мешок.

– Ладно, я вот что хочу тебе показать. – Он включил монитор на стене.

На экране появилось огромное четырехпалое животное, лежащее на снегу, – мамонт. Возможно, его обнаружили где-то рядом. Сэм с сомнением смотрел на экран, не понимая, к чему ведет Хартмэн.

– Вглядись! Понимаешь?

Хартмэн увеличил изображение в области живота, и на экране стало видно нечто странное – от брюха животного тянулась пуповина.

– Да, у мамонта образовалась пуповина. Случайно сохранившиеся после Выхода смерти данные. И вот еще что!

Фотография сменилась на изображение аммонита с пуповиной. Похожий на шнурок орган свисал прямо из центра спиралевидной раковины.

– Сейчас пока проверены только эти две фотографии, но они обе совершенно точно не подделки. Наличие пуповин удивительно, но еще более странно, что и мамонт, и аммонит были обнаружены не в виде окаменелости и не во льду. Оба вида давно вымерли, но по фотографиям кажется, что эти два существа жили еще совсем недавно. Разве это не напоминает тебе труп Мамы? Я предполагаю, что существуют и другие подобные виды. Мои знакомые ученые, которые занимаются полевой работой в своих убежищах, сейчас ищут их. Если ты подключишь хиральную связь, мы сможем восстановить записи прошлого.

«Не слишком ли это абсурдно? – подумал Сэм, но не мог оторвать взгляд от монитора. – Значит, пуповина, свисающая из аммонита, соединяет с Берегом? О чем это говорит?»

– Осталось пять минут, – послышался сигнал дефибриллятора.

Хартмэн выключил монитор, снова открылся вид на озеро в форме сердца. Если считать озеро частью тела Хартмэна, которое появилось после того, как выплеск пустоты изуродовал землю, то сердце Хартмэна – шрам. Мужчина, который обосновался рядом, каждый день смотрит на это озеро и живет по странному циклу, все еще пребывает в прошлом. Мама и Дедмэн под знаменем «Бриджес» тоже пытаются построить мост к ушедшему времени.

– Берег у каждого свой. Как эмбрион соединен пуповиной только с одной матерью, так и Берег у каждого человека единственный. Мой Берег особенный, он может соединяться с Берегами других людей. Если проводить аналогию, то он похож на сердце, перенесшее аортокоронарное шунтирование. Вероятно, это стало возможным благодаря моей необычной деформации. Все время приходится торопиться. Извини, я снова отправляюсь на Берег. На тот, где должны быть мои девочки. – После этих слов он лег в кресло. – Ты, наверное, удивляешься. Каким бы особенным ни был мой Берег, их души не могут до сих пор оставаться на Берегу. В этом мире, соединенном не только с Берегом, но и с миром мертвых, сплошные загадки. Душа Ка, расставаясь с физическим телом Ха, попадает на Берег – в зазор между миром живых и мертвых, – перед тем как окончательно отправиться на тот свет. Обычно тело кремируют в течение сорока восьми часов после смерти, до начала некроза. Тем самым душе показывают, что ей некуда вернуться, она избавляется от привязанности к этому миру и отправляется в мир мертвых. Если некроз начнется, то Ка становится заложницей этого мира, но поскольку физическое тело отсутствует, то она превращается в Тварь. В любом случае душа не остается на Берегу в течение долгого времени. Однако есть исключения – например, души людей, которые умерли необычной смертью. Если тело исчезло в один миг, не проходя через стадию некроза или кремацию, то душа не может стать Тварью, но воспоминания об этом мире задерживают ее на Берегу. Это моя гипотеза. Можешь посмеяться над этой дикой фантазией: я столько раз бродил по Берегу, а семью так и не нашел.

– Осталось четыре минуты, – объявил дефибриллятор.

– Но и в физическое тело вернуться невозможно – я ставлю на это. Должен быть какой-то смысл! Как на том поле битвы, куда ты попал. Его, наверное, можно назвать вечным полем битвы: получается, существует хронотоп, где постоянно сменяются солдаты, участвовавшие в мировых войнах более чем вековой давности. Мировые войны – самые несправедливые, на них оружие массового поражения убивает сразу многих. Мертвецы превращаются в цифры, и каждая отдельная смерть теряет свой смысл – солдаты и мирное население не понимают, почему они умерли. Как и люди, погибшие в выплеске пустоты. Если то поле создала сильная привязанность к этому миру и настойчивое желание остаться, то оно может послужить доказательством моей гипотезы.

– Осталось три минуты.

– Я спрашивал у Дедмэна. Клиффорд Унгер служил в силах специального назначения армии США. Для него война должна была быть обыденностью. Твой ББ послужил катализатором, а его обида и ненависть призвали вечное поле битвы в этот мир. Ты об этом не думал? Может, тот мужчина, что вызывает Тварей, вызвал и Клиффорда, воспользовавшись его ненавистью?

– Хиггс его призвал?

Сэм непроизвольно сжал в кармане жетон Клиффорда. Сэм научился устранять Тварей, и теперь Хиггс, чтобы помешать ему, использует Клиффорда и ту битву?

– Осталось две минуты. В скором времени будет произведена остановка сердца.

– Не знаю. Но вероятность того, что Хиггс их вызвал, очень высока.

Окно в стене перешло в светонепроницаемый режим, и озеро в форме сердца скрылось из виду. Освещение в комнате тоже постепенно гасло.

– Сэм, извини, что я прерываю наш разговор, но я вынужден отлучиться. У меня есть к тебе просьба.

– Осталась одна минута. Включаю систему охраны.

– На Берегу нет времени, но на отделение души от тела и воскрешение уходит три минуты. Вот настоящее время, которое требуется, чтобы уйти на Берег и вернуться. Подождешь меня немного?

Хартмэн закрыл глаза. Граммофон, расположенный наискосок от кресла, снова заиграл тот похоронный марш.

– Пока, Сэм. Скоро я умру.

Дефибриллятор издал тихий сигнал, на экране электрокардиографа появилась прямая линия.

Растерянный Сэм стоял в лаборатории, где тихо играла траурная музыка. Труп Мамы, тело временно умершего Хартмэна, тихо дремлющий в капсуле ББ и возвращенец Сэм. На четверых тут был только один действительно живой человек и один настоящий мертвец. Неясно даже, по каким критериям судить – кто жив, а кто умер.

Сэму оставалось только сесть на диван и ждать воскрешения Хартмэна. Он продолжал сжимать жетон Клиффорда. На поцарапанной металлической пластине были выгравированы его имя и фамилия, номер отряда и вероисповедание, но сколько бы Сэм ни смотрел на них, он не понимал, кто такой Клиффорд, что его связывает с Лу, жив Клиффорд или уже умер?