Старушки гуськом выходили из офиса и все, как одна,сворачивали за угол. Корнеев поджидал их в уютном дворике под корявой липой,ощетинившейся коротко остриженными ветвями. В руках у него была вместительнаясумка, куда его агентура ссыпала картонные коробки с новенькими, только чтоподключенными телефонами. Щедрой рукой благодетель раздавал доллары, полученныеза проданного Лаймой в сексуальное рабство Медведя.

Лайма, впрочем, ни чуточки не переживала по этому поводу. Еепредставления о моральном облике секретного агента были дремучими и корнямиуходили в те благословенные годы, когда роль Джеймса Бонда исполнял еще ШонКоннери. У Бонда в каждой серии были новые девушки, И он не зацикливался натом, чтобы хранить верность какой-нибудь одной. Ее Величество, на секретнойслужбе у которой состоял самый известный из шпионов, требовала преданностиделу, а не женщинам. Медведь, по разумению Лаймы, должен был действовать по тойже схеме, завязывая и разрывая необременительные отношения, возникающие в ходеоперации.

Корнеев передал Лайме мешок с телефонами, и она отправиласьк себе домой — разбираться. Разделила их на три части — по четыре штуки.Записала в электронную память каждого телефона номера всех остальных. Послеэтого решила посмотреть новости. Ей удалось захватить несколько информационныхвыпусков, повторявших дневные сюжеты с пресс-конференцией, которую Сандра Баррдала в аэропорту, а также с раздачей автографов. Именно на этот процесс Лаймекак раз и хотелось посмотреть еще раз — проверить себя.

Взгляд ее сейчас был особенно придирчивым. Она рассматривалаголливудскую звезду без придыхания, внимательно, словно психиатр, которомупоказали сложного пациента в привычной для него обстановке. И нашла кучуподтверждений возникшей у нее версии. Раскраснелась, разнервничалась, схватилалист бумаги и записала все, что посчитала особенно важным.

Сандра Барр, фотографиями которой были до самых корешковнаполнены специальные киношные журналы, писала левой рукой. А Сандра Барр,прилетевшая в Москву, держала фломастер в правой. И очень ловко справлялась сосвоей задачей. Или звезда могла писать с одинаковой ловкостью обеими руками,или…

Впрочем, ерунда. В Америке не переучивают детей писать«правильной» рукой. Но это только половина новости. «Московская» Сандра былачуть ниже ростом. Лайма пересмотрела кучу снимков, на которых звезда стояларядом со своим агентом. Если сравнивать с Фергюссоном, то она точно потеряласантиметра три-четыре. Почему никто, никто не обратил на это внимания?!

Неожиданно Лайма подумала, что Корнеева и Медведя вряд липоразит ее теория о двух Сандрах. Различие в росте они опротестуют, ссылаясь накаблуки, а потом еще потратят кучу драгоценного времени, придумывая, какзаставить американку написать что-нибудь левой рукой. Необходимо доказать имсвою правоту — быстро и качественно.

Лайма сразу же придумала способ доказательства. Она вымылаволосы и накрутила их на бигуди, отпарила выходное платье и достала из шкафакоробку с босоножками на высоченной шпильке. В последний раз она надевала их,когда хотела потрясти воображение Шаталова. Хотя про Шаталова сейчас лучшевообще не думать.

Лайма заснула только под утро, с включенным светом, поверходеяла окруженная десятками фотографий, неаккуратно выдранных из журналов. Этобыли те самые аргументы, которые она собиралась предьявить Корнееву и Медведю.

Медведь обязался позвонить после утренней побудки и доложитьобстановку. Рассказать, где вся компания была вечером, не объявились ли возлеСандры Барр новые люди, не случилось, ли чего странного и подозрительногоночью. И какую все-таки роль дива отвела самому Медведю.

Телефонный звонок вырвал Лайму из глубокого сна, протащил поего черной бугристой поверхности и выбросил из кровати. Лайма села и некотороевремя тупо смотрела в окно. Солнце взобралось высоко и пыталось проникнутьсквозь занавески. Однако для него была оставлена только узкая щелка, в которуюпросунулся длинный раскаленный луч. Лайма пробежала по этому лучу к телефону,шлепая босыми ступнями.

— Да! — сказала она, плотно прижав трубку к мятомууху. За ночь голос как будто слежался и противно похрипывал. — Я слушаю!

— Привет, — поздоровалась трубка голосомШаталова. — Звоню поздравить. Твою фотографию напечатали все утренниегазеты. «Глухонемая женщина прорывается за автографом к любимойактрисе», — процитировал он. — Ты стоишь на четвереньках с безумнымлицом, а окружающие смотрят на тебя с нечеловеческим сочувствием.

— Не может быть, — пробормотала Лайма, решившая,что вчерашнее происшествие можно считать недействительным. Забыть, как ночнойкошмар.

— Поужинаем вместе? — спросил Шаталов. Его простораспирало желание как-то вклиниться в ее жизнь, и не просто вклиниться, авозобладать в ней.

Получилось, что вчера его отодвинули на второй план. Он могбы смертельно оскорбиться, но испытывал слишком сильные чувства, чтобы рватьотношения.

— Ой, Геннадий, я пока ничего не могу спрогнозировать…— расстроилась Лайма. — Если у меня образуется окно…

Нет, так не годилось, совсем не годилось. Шаталовзанервничал. Ее существование было расцвечено опасностями, тайнами и украшено,как ни прискорбно, головокружительно красивыми коллегами. Что он мог этомупротивопоставить? Деньги? Лайма наверняка не бедствует. Любовь? Красивыеблондинки принимают любовь как должное. Нет-нет. Лайма должна нуждаться в нем.Жаждать его общества, в трудную минуту просить о помощи…

Вот! Шаталов нащупал, кажется, то главное, что моглопривлечь к нему любимую женщину. Помощь. Своевременная, не требующаяблагодарности — мужская.

— Конечно, — ответил он повеселевшимголосом. — Если образуется окно, позвони.

Лайма отвела запиликавшую трубку от уха и удивленноуставилась на нее. Странная реакция. Она думала, что Геннадий будет раздражен.Свежие кавалеры зачастую более требовательны, чем законные мужья. Кажется, ейпопался идеальный вариант.

Она подгребла к себе журналы, разбросанные по одеялу. Сейчас,при свете дня, ее версия казалась даже более убедительной, чем ночью. Как онаухитрилась заснуть? Нужно вытащить Медведя из гостиницы, устроить большойсовет, предпринять что-то!

Лайма сбегала в душ, сняла с волос бигуди и позвонилаКорнееву.

— Алло, — ответил он бодреньким голосом. Как будтоему удалось выспаться, а службу за него ночью несла какая-нибудь ВасилисаПремудрая. — Привет, командир. Я собираюсь ехать к гостинице, чтобыдержать объект в поле зрения. Медведь ко мне присоединится.

— Медведь? — удивилась Лайма. И, сощурив глаз,уточнила: — Он что, опозорился перед мировой знаменитостью? Она его выставила?

— Нет, его уволил Фергюссон, — ухмыльнулсяКорнеев. — Не волнуйся, американец не потребовал возмещения ущерба. Даженаоборот, приплатил нашему герою. Но все равно. Это неудача. Рядом с СандройБарр теперь никого нет, поэтому я еду к гостинице.