Звонок шефа застал Машу и Сильвестра в пиар-отделе, гдемальчика поили чаем, кормили пирогами, конфетами и орехами из большой железнойкоробки.

Маша выскочила в длинный и светлый коридор, очень просторныйи чистый. Между прочим, она давно заметила, что самый главный показательпроцветающего учреждения — это коридоры и туалеты. Если в коридоре узко имрачно, вздыбленные полы и стены с обитой штукатуркой, а в сортирах фанерныедверки с оконными защелками, болтающимися на одном гвозде, чугунные раковины иразвешанные по батареям чудовищные тряпки из мешковины, значит, пиши пропало.«Учреждение» никуда не годится, начальникам ничего не нужно, а подчиненныеходят на работу исключительно с целью время провести и из дома куда-нибудьсмыться!

В издательских коридорах было чуть ли не краше, чем вкабинетах. На полу ковры, на стенах картины, на потолке светильники —благолепие и чинность.

Маша Вепренцева, когда бывала в хорошем настроении и в зоневидимости никого не оказывалось, по коридорам всегда бежала и подпрыгивала,просто так, от удовольствия быть здесь и от радости жизни.

Сейчас в коридоре маячил Весник, который издали распахнул рукией навстречу, словно заранее приготовляясь обнять.

У него была внешность чудесного плюшевого мишки, которогохочется ласкать, почесывать по гладкой кофейной шерсти, прижиматься к еготеплому боку и чувствовать себя защищенной.

Еще у Весника были глаза ястреба, хватка крокодила, быстротаягуара и безжалостность тираннозавра. При всем этом он был порядочен, смешлив иочень хорошо образован.

— Машуня, — начал он задолго до того, как Вепренцеваприблизилась, — Машунечка, как я рад! А где гений наш?

Они сошлись и смачно поцеловались. Они всегда целовалисьисключительно смачно, и это ровным счетом ничего не означало.

— Гений у Маркова.

— Ну-у, это серьезно.

— Серьезно, — подтвердила Маша.

— А ко мне вы когда?

— Вот сейчас я к ним поднимусь, а потом мы сразу к тебе.

— Гений-то готов к свершениям?

— Он всегда готов, ты же знаешь, Илья! Ну, ворчит немножко,что мы смерти его хотим, ты в особенности, но… готов.

Весник поправил и без того безупречно сидящие на носу очки ипосмотрел на Машу заговорщицким взглядом.

— У нас там изменения в программе.

Маша Вепренцева знала Илью Весника уже давно, и онаразличала, когда он говорит «просто так», а когда «со смыслом». Сейчас пиарщикявно говорил «со смыслом».

— Что за изменения, Илья?

— Вот ты идешь к Маркову, и иди себе, иди. Вернешься,поговорим. А еще я тебя с таким парнем познакомлю — высший класс! У меня сидит.

— Илья!

— Да ладно, не век же тебе в девках куковать!

Маша махнула на него папкой и побежала дальше. Еераздражало, когда взрослые и умные мальчики пытались устроить ее личную жизнь.Она мигом начинала чувствовать себя старой девой или, хуже того,матерью-одиночкой, как выражаются в собесе.

— Приходи скорей, — вслед ей крикнул Весник, — и генияприводи! У меня но-вос-ти!

— Да ну тебя с твоими новостями, — себе под нос пробормоталаМаша Вепренцева и выскочила на лестничную площадку.

Здесь всегда было много народу — курили, стреляли друг вдруга глазами, обсуждали последние новости, новых и старых авторов, мужей, жени «шестой этаж», где сидело начальство.

Вот и сейчас тут стояла небольшая толпишка, центром которойбыл знаменитый на все издательство Лазарь Моисеевич Вагнер.

Никто толком не знал, за что именно в издательстве отвечаетэтот великий и всесильный человек, поэтому казалось, что он отвечает решительноза все. Может, так оно и было. Хотя по штатному расписанию числился он главнымадминистратором. Вагнер был своего рода гуру — к нему обращались, емуплакались, у него просили помощи, поддержки и содействия, и его слово былоистиной в последней инстанции. Все знали, что, если Лазарь считает, что дело невыгорит, к начальству «на шестой» идти бесполезно — на самом деле не выгорит! Аесли он тебя поддержит, значит, дело исключительно стоящее, и даже если его неодобрят «на шестом» с ходу, всегда можно будет «подключить» Лазаря Моисеевича,и помощь придет.

Можно даже сказать, настигнет!

— Милочка! — воскликнул Лазарь Моисеевич, едва увидев Машу,и вперил в нее цепкие глазки. В отставленной руке у него дымилась «беломорина»,а галстук, несмотря на «беломорину», был как пить дать долларов за восемьсот. —Машенька! Опять ты мимо меня летишь! И хоть бы раз зашла, хоть бы один разочекнавестила старика!

Маша Вепренцева Вагнера не любила.

Маша Вепренцева Вагнера обожала и нисколько его не боялась.

— Лазарь Моисеевич, вот клянусь вам, сегодня зайду!

— Ох, я не верю тебе, не зайдешь ты ко мне! Когда тебезаходить, если ты сейчас к Маркову бежишь, а потом сразу с гением твоим кВеснику!…

Непостижимым образом Лазарь всегда и все знал и никогда ни очем не спрашивал.

— Клянусь вам, Лазарь Моисеевич, что сегодня точно зайду!

Схватив Машу за локоть и заговорщицки оглянувшись посторонам, Лазарь увлек ее подальше от всех остальных и помахал у нее передносом «беломориной». Таким образом он разгонял чужой сигаретный дым, которыйказался ему менее благородным, чем дым от его папиросы.

Папироса ужасно воняла и курилась желтым дымом, какхимический завод.

Маша покосилась на нее и сморщила нос. Лазарь это заметил.

— Напрасно ты, милочка, выражаешь своим носом отвращение кмоей папиросе, — заявил он и торжественно взмахнул «беломориной», — этонастоящая классика жанра. Натуральный вкус, и никаких добавок!

— Вам бы на конфетную фабрику поступить, Лазарь Моисеевич, —высказалась Маша деликатно, — шоколадки рекламировать. Стабилизатор Е-124.

— Чего я не видал там, на вашей конфетной фабрике! — фыркнулЛазарь. — Все я там уже повидал!

— Вы работали на конфетной фабрике?!

— Разве мне, образованному человеку, нужно обязательновидеть ваши стабилизаторы своими глазами? Разве я не могу делать выводы? Вот яничего не видел своими глазами, но я спрашиваю. Маша, — почему твой гений досих пор на тебе не женился? Какой вывод я должен делать из этого?

Маша Вепренцева, двадцати девяти лет от роду, отличныйработник, сдержанный профессионал, мать двоих детей, замечательно управлявшаясяс самим Аркадием Воздвиженским, покраснела как рак.