— Родной мой, завтра пойдем гулять в парк. Может быть,сходим к пруду, где лодки.

— Завтра Олденфилды приглашали на день рождения, миссисПаттерсон.

В самом деле, у них свои светские обязанности, а тутМариэлла вмешивается…

— Значит, погуляем с утра.

Она решительно взглянула на мисс Гриффин, но бесполезно, этавсегда сделает по-своему, потому что Малкольм за нее и она это знает. Здесь, вдетской, Мариэлла всякий раз ощущала такое бессилие, словно она вообще несуществует и не существовала никогда. — Погуляем с утра! — Она ободряющеулыбнулась Тедди, но по его пухлым щекам уже потекли слезы. Утро — это нескоро, до утра еще слишком долго, долго для них обоих.

— Останься, пожалуйста!

Но в ответ она грустно покачала головой и на мгновениеприжала ребенка к себе. Потом встала, стараясь казаться веселой, а его,плачущего, увели в ванную. Выходя, Мариэлла тихо закрыла за собой дверь. Ейвсегда казалось, что уходить от него жестоко, им занимаются только чужие, дажене друзья, им и сама Мариэлла не осмеливается возражать. Ее привели в этот дом,чтобы она родила ребенка. Она выполнила свою миссию и теперь была не нужна. Сэтим трудно жить. Тяжело ощущать себя бесполезной и нежеланной. Нет, она всеравно благодарна Малкольму и за эту жизнь, и еще за Тедди… Вот и все. Потому-тоон так бесконечно ей дорог.

Думая о нем, она прошла к себе в комнату, переоделась вдлинное розовое атласное платье, подошла к зеркалу и долго и печально смотрелана свое отражение. Годы, несомненно, ее пощадили. Она дважды рожала, но фигураее осталась стройной, как прежде, правда, лицо немного осунулось, черты сталирезче, определеннее. По-настоящему выдавали ее боль только глаза, они говорилиясно, что Мариэлла прожила несколько жизней. Тут-то она обнаружила, что сновадумает о Чарльзе, о том, что он всего в нескольких кварталах от их дома. Вкакую-то безумную секунду ей захотелось позвонить ему, но тут же Мариэллапоняла, что этого делать нельзя. Им нечего сказать друг другу, только взаимныеобвинения, оправдания, сожаления. Ответов на их вопросы нет и не будет.

Вскоре домой пришел Малкольм и сообщил ей, что вечером онприглашен на ужин к деловому партнеру. Это получилось неожиданно, поэтому ондолго извинялся перед Мариэллой, целовал ее в макушку, а потом поспешил к себев комнату переодеваться. Она попросила принести ей ужин в комнату. Некотороевремя она механически перечитывала одну и ту же страницу книги, не понимаясмысла, хотя честно старалась. Мысли ее были далеко от книги.

Воспоминания о Чарльзе завладели ею на весь вечер. Чарльз вПариже, храбрый, бешеный, молодой… В Венеции… Медовый месяц в Риме… Чарльзсмеется… Ласкает ее… Они плавают в озере… Бегут куда-то… Потом — последние ихнедели… Швейцария… И вот — сегодня… Она уронила голову на руки и расплакалась.Воспоминания невыносимы.

Поздняя ночь, все в доме стихло. Мариэлла на цыпочкахпробралась наверх, посмотреть на спящего ребенка. Опустилась на колени возлеего кроватки, поцеловала его бархатный лоб, потом так же тихо вернулась в своюодинокую спальню. Нестерпимо хотелось позвонить Чарльзу, но слишком многим онабыла обязана Малкольму и не могла его предать. Малкольм так много сделал длянее. Нельзя звонить Чарльзу, что бы она ни чувствовала… как бы ни любила его…Неважно, чего хочет сейчас Чарльз… Она знала, что ее жизнь с Чарльзом Делонизакончилась, и закончилась навсегда.

На следующее утро Мариэлла вышла к завтраку в столовую. Впоследнее время это случалось довольно редко. Как правило, Мариэллапредпочитала завтракать у себя в комнате, но на этот раз она очень ранопроснулась. Малкольм был уже в столовой, он пил кофе и читал утреннюю газету.Муссолини потребовал от Франции передачи Италии суверенитета над Корсикой иТунисом.

— Доброе утро, дорогая, — сказал он, как всегда,любезно. Он всегда старался быть добрым, любил ей угождать. Каждый разказалось, что он приятно удивлен, как будто в дом пришел гость, которому всегдарады, но не ожидали именно сегодня. — Как тебе спалось?

— Неважно, — откровенно ответила она. Она редкотак отвечала. Обычно бывало проще дать такой ответ, на который он рассчитывал.Хорошо… спасибо… великолепно… Но сегодня она провела ночь в кошмарных снах.

— Наверное, опять голова разболелась? Он отложилгазету, чтобы посмотреть на нее. Выглядит хорошо. Даже лучше, чем вчера.

— Нет, просто долго не могла заснуть. Наверное, не надопить столько кофе после ужина.

— Ужин надо запивать вином. Например,шампанским, — улыбнулся Малкольм. — Тогда будешь хорошо спать.

Она улыбнулась в ответ.

— Вечером будешь дома?

— Думаю, да. Посидим с тобой вдвоем у камина. Славабогу, ведь начинается сплошное безумие, как всегда бывает накануне Рождества.На прошлой неделе пять званых ужинов подряд. Хоть бы эта неделя оказаласьпоспокойнее.

— А ты что сегодня будешь делать?

— Я думала с утра сходить с Тедди в парк. Он понимал, унее такая небогатая жизнь. Она редко куда-нибудь ходит, никогда не обедает сприятельницами. И хотя он знакомил ее со всеми своими друзьями, она до сих порживет замкнуто. Слишком спокойная, размеренная жизнь для молодой женщины.Иногда он пытался повлиять на нее в этом отношении, она отговаривалась тем, чтоне хватает времени, а на самом деле ей не хватало храбрости. Что ж, ей лучшезнать, почему она прячется от мира, будто какая-нибудь преступница.

— Я хотела сводить его на «Белоснежку». Как ты думаешь,ему не рано еще? — спросила Мариэлла. Малкольм зашелестел газетой.

— Нет, почему же? По-моему, ему должно понравиться.Кстати, мне надо бы взглянуть, как там у них дела с железной дорогой. Они тамвнизу колдуют, как эльфы.

До Рождества оставалось двенадцать дней.

— А будет готово вовремя?

Мариэлла отлично знала, что будет, потому что Малкольм самприсматривал за работами, а он не терпит, когда работа не готова в срок.

— Очень надеюсь. Да, вот еще что. На следующей неделе яеду в Вашингтон. Хочешь, поедем вместе?

— Это опять к тем друзьям? У Малкольма были оченьважные друзья в Пентагоне, и он часто ездил к ним в Вашингтон.

— Да, — кивнул он. — Есть важное дело. Апотом надо еще поговорить с немецким послом насчет нашего берлинского проекта.

— Так, значит, ты будешь очень занят.

— Да, но ты мне не помешаешь, скорее наоборот.

Но она-то знала, что у него не будет времени для нее. Хотьон искренне зовет ее, она будет ему обузой. А ей еще много нужно успеть доРождества.

— Знаешь, я бы лучше осталась. Всякие приготовления кРождеству… Ты не обидишься, если я не поеду?

— Нет, нет, что ты, дорогая. Как хочешь. Я скоровернусь.