Теперь, значит, все было очень просто, если не считать Эдди.Пьянчуга непременно будет болтать, как только хватит лишнего. Я сидел уштурвала, и смотрел на Эдди, и думал: черт, ведь в нем и в живом проку небольше, чем в мертвом, а с меня были бы взятки гладки. Когда я увидел его налодке, я решил, что мне придется с ним покончить, но потом, когда все такхорошо сошло, у меня не хватило духу. А теперь, когда я смотрел на него, как онлежит там, на койке, искушение было велико. Но я подумал, что не стоит портитьвсе дело таким поступком, о котором после пришлось бы жалеть. Потом я сталдумать о том, что он не значится в судовом журнале и что мне придется заплатитьза него штраф, и я не знал, как быть с ним.

Ну, времени, чтоб обдумать это, у меня было сколько угодно,и я держал прямо вперед и потягивал из бутылки, которую принес Эдди. В ней былонемного, и когда я допил ее, я откупорил последнюю, которая еще оставалась уменя, и, честное слово, было очень приятно сидеть у штурвала, и ночь была оченьхороша для переправы. В конце концов рейс все-таки вышел удачный, хоть многораз казалось, что он обернется скверно.

Когда рассвело, Эдди проснулся. Он сказал, что чувствуетсебя отвратительно.

– Стань на минутку к штурвалу, – сказал яему. – Я хочу посмотреть, что делается кругом.

Я пошел на корму и плеснул на нее водой. Но она быласовершенно чистая. Я поскреб шваброй за бортом. Я разрядил ружья и спрятал ихвнизу. Но револьвер я оставил на поясе. Внизу все было в порядке, чисто, свежои никакого запаха. Только на одну койку попало из правого иллюминатора немноговоды; так что я закрыл иллюминаторы. Ни один пограничник на свете не учуял бытеперь, что здесь были китайцы.

Я увидел полученные от агента бумаги в сетке, висевшей подвставленным в рамку портовым свидетельством, куда я их сунул, когда вернулся налодку, и я вынул их, чтобы просмотреть. Просмотрев бумаги, я пошел на палубу.

– Слушай, – сказал я. – Каким образом тыпопал в судовой журнал?

– Я встретил агента, когда он шел в консульство, исказал ему, что я тоже еду.

– Пьяниц бог бережет, – сказал я ему, и я снялсмит-и-вессон с пояса и спрятал его внизу.

Я сварил внизу кофе и потом поднялся наверх и взял у негоштурвал.

– Внизу есть кофе, – сказал я ему.

– От кофе мне легче не станет, братишка. – И,знаете, пришлось пожалеть его. Он и в самом деле выглядел неважно.

Около девяти часов прямо перед собой мы увидели маякСэнд-Ки. Еще задолго до того нам стали попадаться танкеры, идущие в залив.

– Часа через два приедем, – сказал я ему. – Ятебе заплачу по четыре доллара в день, как если бы Джонсон не надул нас.

– Сколько ты заработал этой ночью? – спросил онменя.

– Всего только шестьсот, – ответил я ему. Не знаю,поверил он мне или нет.

– А я тут не имею доли?

– Вот это твоя доля, – сказал я ему. –Столько, сколько я сказал, а если ты когда-нибудь вздумаешь чесать язык насчетпрошлой ночи, я об этом узнаю и разделаюсь с тобой.

– Ты знаешь, что я не болтун, Гарри.

– Ты пьянчуга. Но как бы ты ни был пьян, попробуйтолько болтать – не обрадуешься.

– Я надежный человек, – сказал он. – Зачем тысо мной так говоришь?

– Попадется что-нибудь крепкое, так твоей надежностиненадолго хватит, – ответил я ему. Но я больше не беспокоился из-за него,потому что кто ж ему поверит? Мистер Синг жаловаться не пойдет. Китайцы тоже нестанут. Мальчику, который был с ними на лодке, это, знаете, тоже ни к чему. Онпобоится путаться в это дело. Эдди проболтается рано или поздно, но кто поверитпьянчуге?

И потом, кто может что-нибудь доказать? Понятное дело, былоб куда больше разговоров, если б после всего увидели имя Эдди в судовомжурнале. Здорово повезло мне все-таки. Я бы мог сказать, что он упал в воду, норазговоров было бы много. Да и Эдди тоже здорово повезло. Вообще здоровоповезло.

Тут мы подошли к краю Гольфстрима, и вода из синей сделаласьзеленоватой и прозрачной, и впереди уже видны были сваи на западных и восточныхСухих Скалах, и радиомачты Ки-Уэст, и отель «Ла-Конча», торчавший срединизеньких домов, и облако дыма там, где сжигают мусор. Маяк Сэнд-Ки был теперьсовсем близко, и видно было лодочную пристань и маленький док у подножия маяка,и я знал, что нам осталось не больше сорока минут пути, и было приятновозвращаться домой и знать, что на лето я остаюсь не с пустым карманом.

– Так как насчет того, чтобы выпить, Эдди? –сказал я ему.

– Ох, Гарри, – сказал он. – Я всегда знал,что ты мне друг.

Вечером я сидел в столовой, курил сигару, пил виски,разбавленное водой, и слушал по радио Грэйси Аллен. Девочки ушли в театр, исидеть так было приятно, и клонило ко сну. Кто-то постучал в наружную дверь.Мария, моя жена, встала со своего места и пошла отворить. Она вернулась исказала:

– Там этот пьянчуга, Эдди Маршал. Он говорит, ему нужноповидать тебя.

– Скажи ему, пусть убирается вон, пока я сам его невышвырнул, – сказал я ей.

Она вернулась и села, и в окно, у которого я сидел, положив ногина подоконник, мне видно было, как Эдди прошел по улице под дуговым фонаремвместе с другим пьянчугой, которого он подобрал где-то; оба качались на ходу, итени их под дуговым фонарем качались еще сильнее.

– Несчастные пьянчуги, – сказала Мария. – Мнетаких всегда жалко.

– Этот – счастливый пьянчуга.

– Счастливых пьянчуг не бывает, – сказалаМария. – Ты сам это знаешь, Гарри.

– Да, – сказал я. – Пожалуй, что не бывает.

Они пересекли пролив ночью, и дул сильный норд-ост. Когдарассвело, он увидел нефтеналивное судно, идущее из залива, и в лучах холодногоутреннего солнца оно было таким высоким и белым, что ему показалось, будто этомногоэтажный дом, поднимающийся прямо из моря, и он сказал негру:

– Что за черт, где мы?

Негр приподнялся, чтобы взглянуть.

– Ничего такого нет по эту сторону Майами.

– Ты отлично знаешь, что мы вовсе не шли наМайами, – ответил он негру.

– Я и говорю, таких домов нет на Флоридских островах.

– Мы все время держали на Сэнд-Ки.