существа, — это чудесные куклы богов, сделанные ими либо для забавы, либо с какой-то серьезной целью: ведь это нам неизвестно; но мы знаем, что внутренние наши состояния… точно шнурки или нити, тянут и влекут нас каждое в свою сторону и, так как они противоположны, увлекают нас к противоположным действиям, что и служит разграничением добродетели и порока. Согласно рассуждению Платона, каждый должен следовать только одному из влечений, ни в чем от него не отклоняясь и не оказывая противодействия остальным нитям, а это и есть златое и священное руководство разума. Остальные нити — железные и грубые; только эта нить нежна, хотя она и златая, остальные же подобны различным видам. Следует постоянно помогать прекраснейшему руководству разума. Ибо разум, будучи прекрасен, кроток и чужд насилия, нуждается в помощниках при своем руководстве, так, чтобы в нас золотой род побеждал остальные роды…

Здесь мне уже не хватило мозгов, чтобы вычленить пропаганду Друга. С одной стороны, можно было расценить сказанное, как оправдение его власти над неспособными управлять собой людьми, с другой — здесь говорилось о том, как безвольная кукла может нащупать собственную путеводную нить и обрести внутреннюю свободу.

Я так глубоко задумался, что почти упустил, как Дзета встал и направился к выходу.

— Дзета! — негромко окликнул я.

Он обернулся и изменился в лице. Не говоря ни слова поманил за собой. Мы поднялись на второй этаж по винтовой лестнице и закрылись в небольшой комнатушке, заваленной книгами — разумеется, новыми изданиями, написанными Другом. В этой комнатушке было шумно, так как за стеной находился вентиляционный узел, через который шли огромные массы воздуха на охлаждение серверов штаб-квартиры ДБ. Расслышать здесь что-то было проблематично, поэтому мы общались шепотом на ухо.

Я рассказал ему, что со мной случилось и что лекарств больше не будет. Дзета погрустнел.

— У тебя больше нет? Достать не можешь?

— Прости, это были последние. Есть знакомый в Выборге, у него можно достать еще, но это займет месяцы.

— Ничего, не беспокойся, — Дзета похлопал меня по плечу, хотя я видел, что для него это сильный удар. — Я что-нибудь придумаю. Так ты говоришь, они тебя просто отпустили?

— Да. Сначала начали выносить приговор, а потом вдруг развернулись и ушли.

— Еще одна странность…

— Ты о чем?

— Здесь много необычного творится. Помнишь, позавчера после нашей встречи поднялась тревога?

— Да. Я как раз стоял на берегу. Это было в Петропавловской.

— В общем, ходят слухи, что там была стрельба… Кто-то пробрался в подземное серверное хранилище.

Я почувствовал, как сердце учащенно забилось. Неужели…

— Это вообще возможно? Там камеры на каждом шагу. Сотни жестянок, вооруженных лазерами. И черт знает, что еще.

— Я же говорю, это только слухи. Но знакомый знакомого проезжал рядом в тот момент и слышал взрыв.

Вот оно как… Я ощутил себя как выброшенный в открытый океан моряк, который уже потерял всякую надежду и вдруг увидел, как на мачту садится чайка. Это еще даже не земля, и неясно куда плыть и где ее искать, но надежда снова охватывает с головы до ног и заставляет душу петь.

— Надо обработать тебе рану, — сказал Дзета. — Ты голоден?

— Безумно, — признался я.

— Пойдем, — Дзета приоткрыл дверь и выглянул в коридор. — Мне за сотрудничество кое-что перепадает, как настоящему коллаборационисту.

Мы пришли в столовую, Дзета приложил пропуск к автомату и указал мне на экран:

— Выбирай на свой вкус. Не весть что, конечно…

— А я тут задумался, не стоит ли почаще посещать Книжный клуб? — я лихорадочно пролистывал меню из блюд, которые «крысам» вроде меня были недоступны.

Раз в два-три дня я объезжал ближайшие к гетто супермаркеты и собирал продукты с истекающим сроком годности, которые андроиды выкладывали в специальных точках фуд-шеринга. Брал обычно на себя и еще на нескольких бедолаг «крыс», которые боялись выбираться из гетто, и без моей помощи уже давно загнулись бы. К сожалению, в эти точки редко попадало что-то качественное, и пища была однообразной. Синтетическое безвкусное мясо, черствый хлеб, начинающая тухнуть вода. Большим праздником были не успевшие подгнить фрукты и овощи, а также сладости.

Здесь же я набрал себе полный обед — борщ со сметаной, домашнее картофельное пюре с настоящей мясной котлетой, компот из ягод и три шарика мороженого. Дзета добавил еще проспиртованные салфетки для рук и помог мне обработать разбитую голову.

— Спасибо, дружище, — растрогался я, вдыхая ароматы с подноса, который Дзета забрал с автоматизированной раздачи.

Дзета сел напротив меня и внимательно смотрел, как я ем, стараясь растянуть удовольствие. Взгляд его выражал сочувствие.

— У нас тут освободилось место, — осторожно сказал он. — Не хочешь попробовать? Ты сможешь так питаться каждый день. Метафон носить не придется.

Я огромным усилием воли отодвинул от себя поднос с недоеденной едой и встал.

— Ты чего? — встревожился Дзета.

— Не хочу, спасибо. Надо идти.

— Ро, подожди! Правда, мне это никто не поручал! Я чисто по дружбе тебе предложил!

— Я не осуждаю тебя лишь потому, что ты делаешь это ради семьи. Но вообще-то, ты предатель. Ты с ним заодно, и здесь не бывает промежуточной позиции. А я лучше сдохну от голода, чем буду ему помогать, понял?

Я постарался выбежать быстрее, чем аромат еды сломает мою волю и заставит вернуться за стол. Никакие подачки и никакие удовольствия не должны сбивать меня с назначенного пути. Я знаю, что я прав, помню, ради чего все это. Надо держаться золотой нити.

Ведь кто-то же пробрался в Петропавловскую крепость…

* * *

На город уже опускались сумерки. Улицы обезлюдели. Большая часть населения безвылазно сидела в виртуале, поэтому даже днем порой было трудно встретить прохожих. По крайней мере, состоящих из плоти и крови.

Ехал я медленно, на каждом повороте останавливаясь и выглядывая из-за угла — нет ли патрулей. Сегодняшний случай все не шел из головы, и я буквально кожей ощущал, как на него ушла вся моя удача за годы вперед.

Судя по дальнейшим событиям, интуиция не обманула.

Уже недалеко от набережной, проезжая мимо узкого технического переулка, я вдруг услышал жалобную надсадную мольбу:

— Помогите…

Я резко ударил по тормозам и замер. Заглянул в переулок, откуда доносился голос. Там никого не было.

Может, почудилось? От голода и недосыпа поднимающиеcя из глубин подсознания сны и образы